Ортен подошёл к ним, уставился на Забияку. Тот старался избегать баронского взора. Кулес чувствовал, как текущие события начинают изменять его. Но хладнокровию следовало прогнать тревогу. Эмоции могли лишь навредить.

– Успокойся, молочник, – выдохнул Кулескор. – Может, твой брат выберется из передряги.

– Он себе татуировку набил на предплечье… – в глазах тавернщика показались слёзы. – С этой дороги не сойти, судари. Теперь его ждёт ваш клинок или кого-то из ваших сослуживцев. Вы будете убивать всех без разбора, даже тех, кого ещё можно спасти.

– Не будем, – твёрдо сказал Кулес. Ортен молчаливо кивнул.

Здоровяк обхватил лицо ладонями. Что-то – молитва или отчаяние – послышалось из его уст. Успокоившись, он спросил:

– По манере говорить и шраму вижу, что вы не просто суровый воин, но и тот, кто знаком с честью. И честностью, надеюсь, интуиция не обманывает меня. Клянитесь, сир. Клянитесь перед ликом Всевышнего, целуя крест Его и Перст Первородный, что вы не отступите от своего пути. Нас, простолюдинов, ещё можно спасти от злобных бесов, какие выжидают в тёмных закоулках головы каждого. Прошу, ваше превосходительство…

– Клянусь Творцом. Если человек способен одуматься, готов к изменениям, значит, рассудок его просит прощения, а сердце ищет искупления. Тогда его можно исправить. Наставить на путь истинный. И не всегда это путь богослужения, – выпалил Кулескор под удивлённый взгляд спутника. – Клянусь жизнию своей, что путь истинной добродетели пролегает сквозь тернии мрака священным фонарём. Я – длань Его, верный Его слову маяк. Наставляю на путь и веду за собой, прикрывая тот мрак. Мрак, что ждёт за порогом, то, что скрывается внутри. Явив ему Вечный Свет воочию, мы изгоним, прогоним, пожнём хлеба плоды. С пылающим сердцем пронесёмся над бренной землёй, подарим Свет и в очаг, и неверному домой.

Прекратилось шуршанье по углам погреба, словно вслушались мыши. Тавернщик засиял, склонил голову и начал говорить.

***

Рыцарь подозвал хозяйку, Клайла осторожно выглянула из-за угла: по улице брели фанатики, не больше полудюжины. На цепи они вели какого-то безумца, который передвигался на четвереньках. Мирных на улицах Лартомиана почти не было, в тёмное время суток – тем более. Рейсте, командир отряда, прильнул к уху госпожи и сказал:

– Нет смысла искать лошадей, ваша милость. В городе комендантский час, в такое время ворота всегда закрыты, конь ничего не стоит.

– Моя Скарлинт… – пробурчала баронесса.

– Нужно возвращаться в туннель и пробиваться через стоки, – продолжал рыцарь. – Город стоит на холме, часть коммуникаций могут выходить на поверхность.

– Посмотри на эту тварь с выбитым церковным клеймом на лбу! – вырвался гневный шёпот из её уст. – Это не человек, а собака или обезьяна!..

Тварь сорвалась с поводка и бросилась в сторону другого отряда фанатиков. Хозяин удержал, но между еретиками возникла страшная ругань. Улицу насыщали всевозможные проклятия и обвинения в отступничестве и предательстве «истинно священной веры».

– Точно не человек… – прошептал сын Клайлы позади.

– Рейсте, – обратилась к командиру дворянка, – наши лошади остались у Иллаэ. Если беглец перелез через забор в тёмное время суток, то и у нас есть шанс.

– Шанс есть, но как выбраться из города, матушка? – вступила в разговор дочь Клайлы.

– Найлиа, коней можно будет обменять. Я готова отдать привратникам на воротах все украшения, личные вещи, даже фамильный амулет, но здесь оставаться нельзя! А в туннелях ещё опаснее!

– Но, матушка! – продолжала девушка. – Рейсте сказал, что лошади бесполезны сейчас!