– Да, – кивнул Фома Фомич, – ты прав, требует проверки. Ну, а относительно Пядникова что думаешь?

– Что думаю, получается, Пядников не спал ночами, ходил по салону и с фигурами разговаривал. Это похоже на… – Он не договорил, а только постучал себя пальцем по лбу.

– Согласен, – кивнул фон Шпинне, – похоже на то, что купец спятил. Фигуры за живых людей принимал. Но это всего лишь предположение, и даже не наше с тобой, а человека, пусть и служащего в полиции, но выводы делать не умеющего. Что было в салоне на самом деле, мы об этом можем только догадываться. И потом, почему Сиволапов отказался от ночных дежурств? Говорит: «Устал», – а может, причина в другом?

– В чём?

– Этого я не знаю, но, мне кажется, городовой Сиволапов не похож на молчуна-затворника, наверняка рассказал кому-то, что происходит в салоне Пядникова.

– Вы думаете, у смерти купца есть свидетель?

– Думаю – да, и, может быть, это тот городовой, который дежурил в ночь смерти.

– А почему вы у Сиволапова не спросили, кто это был?

– Чтобы не спугнуть! – тихо ответил начальник сыскной. – Если бы я стал этим городовым интересоваться, Сиволапов наверняка бы разболтал, а нам это не нужно. Хорошо бы, тёплым его взять, привезти в сыскную и поговорить по душам, чтобы не знал он заранее, о чём его спрашивать будут.

– Если он видел, как умер Пядников, и никому не сообщил об этом, вряд ли он нам признается, – станет отпираться, а доказать мы ничего не сможем…

– А нам это не нужно… – махнул рукой фон Шпинне. – Думаю, ты прав, поэтому мы не будем тащить его сюда и беседовать, мы просто установим за этим городовым негласное наблюдение. Если наши предположения верны и он видел, как умер Пядников, то молчание этого хожалого не случайно…

– Что вы хотите сказать?

– Только то, что сказал. Свидетель, если таковой имелся, неспроста промолчал. Ох, неспроста! Может быть, это и неестественная смерть.

– Но ведь доктор Викентьев, вы сами говорили, утверждает обратное – Пядников умер от сердечного приступа! – напомнил Кочкин.

– А разве доктора никогда не ошибаются? – уставился на чиновника особых поручений Фома Фомич.

– Почему не ошибаются? Вот у меня, у свояченицы…

– Знаю, знаю эту историю, – остановил Кочкина взмахом руки начальник сыскной. – Случившееся с твоей родственницей лишний раз доказывает мои слова! Доктора тоже люди. Я очень ценю Николая Петровича Викентьева, но… – Фон Шпинне криво улыбнулся и снова вернулся к городовому. – Если кто-то из Сущинской полицейской части видел, как умер купец, и не доложил начальству, то это означает только одно…

– Что?

– Пядникова убили!

– Но ведь доктор…

– Да плюнь ты на доктора! Как-то это хитро провернули, мудрено, что даже Викентьев ошибся…

– А городовой, почему он не доложил?

– Да потому что хочет на этом деле денег подзаработать! – сказал фон Шпинне и потёр палец о палец.

– Как?

– Есть такое французское слово, может слыхал, – «шантаж»!

– Слыхал, это вымогательство по-нашему.

– Верно! Вот городовой и подумал: зачем докладывать, когда того, кто убил Пядникова, можно шантажировать и получить хороший куш.

– Значит, нам нужно отыскать городового, который дежурил вместо Сиволапова?

– Нет! Не надо никого искать, мы его уже нашли, – загадочно улыбнулся фон Шпинне.

– Нашли? – выпрямился Меркурий.

– Да! Это Сиволапов!

– Но ведь не он дежурил в ту ночь! – возразил Кочкин.

– Не он, – согласился начальник сыскной, – а ему и не нужно было дежурить, – я думаю, Сиволапов что-то увидел накануне. А что-то следующей ночью…

– Но…

– Он был там в гражданском платье, ведь ему хорошо известно, когда на Красной появляется его сменщик, сколько там находится и когда уходит. Также известны всякие тёмные места, где можно спрятаться и переждать там городового.