– Так! – энергично кивнул Сиволапов.

– Больше тебе добавить нечего? – спросил начальник сыскной, равнодушно глядя на городового, и сел за стол.

– Нечего! – уверенно проговорил Сиволапов.

В кабинете воцарилась тишина, и стало слышно, как время от времени скрипит стул под городовым, как где-то цокают подкованные каблуки, как с улицы доносятся детские голоса. Фома Фомич точно забыл про Сиволапова, сидел и лениво осматривал свои ногти. Сиволапов чувствовал неловкость оттого, что начальник сыскной не обращает на него никакого внимания. А может быть, ему нужно просто встать и уйти? Может быть, спросить? Но спрашивать не пришлось.

– А теперь, – Фома Фомич нарушил молчание, забыл про ногти и глянул на городового, – расскажи мне, братец, что ты видел в салоне во второй раз?

– В какой второй раз? – тряхнул головой, точно со сна, Сиволапов и даже вздрогнул, точно стало ему зябко. По всей видимости, он не ожидал такого вопроса.

– Ты ведь вернулся следующей ночью… – Это был не вопрос, а скорее утверждение.

– Так я не… – Городовой завертелся на стуле, замыкался, точно собирался бежать, да не мог решить, в какую сторону. Понимал: в какую ни беги, всё равно поймают.

Кочкин, глядя на всё это, криво улыбался. А Фома Фомич продолжал:

– Что? Хочешь сказать, не было тебя там? – Фон Шпинне подался вперёд.

– Был, но в окна не заглядывал!

– Эх, Никодим, Никодим! – сокрушённо воскликнул Фома Фомич. – Ты знаешь, сколько я на этой службе? Я на ней всю свою жизнь. Ещё мальчиком привёл меня отец за руку в полицейское управление, где служил начальником… Ладно, – отмахнулся фон Шпинне, – это к делу не относится. Что я тебе сказать хотел: меня не так просто обмануть, и знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что я скептик; тебе известно, что это такое?

– Никак нет! – отрапортовал Сиволапов.

– Скептик – это человек сомневающийся. И вот мне, скептику, очень трудно поверить, что, наблюдая за Пядниковым, который странно себя ведёт, очевидец не вернётся туда в следующий раз. Любопытство – удивительной силы вещь, и нельзя точно сказать, что это – порок или добродетель. Был ты там на следующую ночь и наблюдал, а, возможно, и в другие ночи тоже… – Начальник сыскной резко оборвал свою речь и стал рыться в стопке бумаг, лежащей на столе. Нашёл нужную, поднял и показал Сиволапову. – Знаешь, что это такое?

– Нет!

– Это график твоих дежурств, и все они в ночную смену. В околотке сказали, что ты сам просился поставить тебя службу нести ночью. Обычно никто не хочет, а ты – напротив, со всей готовностью! Почему? – Начальник сыскной заиграл желваками. – Молчишь? Тогда мне придётся за тебя ответить. Знаешь, я и сам бы пошёл туда на следующую ночь. Все эти передвижения Пядникова по салону очень и очень интересны. А может быть, готовится какое-нибудь преступление, и ты окажешься на месте происшествия первым. Возможно, сумеешь поймать злоумышленника, а это – повышение по службе, это – почёт, завистливое уважение сослуживцев. Я тебя понимаю. Ну, говори. Что ты видел во вторую ночь?

– Да то же самое, – сухо ответил Сиволапов. Он быстро смекнул, что лучше не спорить, да и начальник сыскной уже не казался ему приятным человеком.

– Всё повторилось? – спросил фон Шпинне.

– Да! – кивнул городовой.

– И что, без изменений?

– Всё так же…

– А на следующую ночь?

– И на следующую тоже…

– Боюсь, мы сейчас будем перебирать все твои дежурства, поэтому задам прямой вопрос – когда ты там увидел женщину? Не смотри на меня так удивлённо, я знаю, там была женщина!

– В четвёртую ночь!

– Ты хорошо её рассмотрел?