Первым желанием Глеба было немедленно отговорить её, в самом деле, что за глупость – таскаться по неуютным сырым гостиницам, где он знает полным – полно клопов и тараканов, терпеть всякие неудобства. И, собственно, ради чего? Чтобы морально его поддерживать. Однако, сказав пару дежурных, ничего не значащих фраз, он сразу сдался и только поинтересовался, глядя куда-то мимо неё:

– А как твой отец? Наверное, страшно недоволен, что ты всё бросила и уехала с парнем, которому он когда-то однозначно сказал, чтобы он никогда ему не попадался на глаза.

Адель умоляюще смотрела него.

– Глебчик, не будь таким злопамятным! Ну звонил мне папа раза два, но лишь для того, чтобы спросить о моём здоровье и о том, как дела с учёбой. Я заверила его, что всё в порядке. – Адель так искусно притворялась, говорила весело, легко и непринуждённо, что ей невозможно было не поверить. На самом деле она ему солгала, отец долго бушевал по телефону, грозился приехать, насильно посадить её в машину и увезти от « голодранца-прохвоста». Она даже пожалела, что сказала правду отцу, где она сейчас находится; теперь её буквально в дрожь бросало от мысли, что вдруг отец и впрямь сюда заявится и, чего доброго, закатит скандал на глазах у Глеба и его матери. После разговора с отцом она и упаковала спешно свои вещи.

По усталому лицу жениха, она догадалась, какой у него трудный был день. И сколько ещё таких дней впереди! Чтобы хоть как-то отвлечь Глеба от грустных мыслей, она предложила, с надеждой глядя на него:

– Глебчик, давай в следующее воскресенье сходим в театр или на концерт, или ещё куда-нибудь, где можно хоть немного развеяться.

Говоря это и глядя на него, как он задумчиво попыхивал сигаретой, она заранее знала, какой последует ответ.

«Сейчас сошлётся на свою занятость, усталость, или, чего доброго, погонит меня обратно домой», – с горечью подумала она, чувствуя свою беспомощность и ненужность.

Но, к её удивлению, мрачное лицо его озарилось слабой улыбкой. Он ответил, что, пожалуй, не против провести с ней выходные, и лучше на природе, пока ещё держатся погожие летние дни, тем более, места у них тут превосходные.

Дома его ожидали мать и Денис. Он торопливо скинул обувь, прошёл в свою комнату, крепко захлопнул за собой дверь и в изнеможении повалился на диван, закинув руки за голову. Меньше всего он хотел бы сейчас расспросов. В уме у него, как в кино, быстро прокручивались эпизоды сегодняшнего насыщенного дня.

Перед глазами то и дело всплывало надменное лицо с неприятной кривой улыбкой заведующей музеем. « Так что мы имеем? Если предположить, что эта истеричка с омерзительными усиками вместе со своим мужем убила Ларису, то каковы мотивы? Приговорить свою работницу к смерти только лишь затем, чтобы посадить на её место племянницу? Чепуха какая-то! Нет, если она и замешана в этом преступлении, то наверняка руководствовалась более серьёзными причинами. Скорее всего, Лариса стояла у неё на дороге, мешая осуществлению крупных махинаций. Например, она хорошо знала, что деньги, переведённые на коллекцию, начальница растратила в личных целях. Стоп! Вот тут маленькая нестыковочка получается. Ведь в одно и то же время исчезла и коллекция. Резонно предположить, что убийство совершил кто-то со стороны, чтобы завладеть ею.

Тогда заведующая тут вообще ни при чём. А, может, наоборот, при чём, может, у неё был с кем-то тайный сговор.

Мучаясь в догадках и сомнениях, он, как фишки в казино, перебирал версии, которые приходили ему на ум, отбрасывая одну за другой и обвиняя себя в тугоумии, и вновь возвращался к ним. Всякий раз взгляд Глеба невольно натыкался на стоящий в углу огромный фикус, имевший в темноте причудливые очертания. Ствол его с широчайшим верхним пожелтевшим местами листом уже упирался в потолок, но старик-фикус, сколько он помнит, всё рос и рос. Казалось, он олицетворяет собой вечность, всеми силами упорно цепляясь за жизнь, даже тогда, когда хозяева его забывали поливать, и он стоял, весь засохший и поникший.