Переваривая слова доктора, я продолжала копаться в памяти, выуживая мельчайшие подробности того дня. Расспрашивала снова и снова, чтобы собрать полную картину из осколков прошлого. Но она никак не собиралась, точно несколько пазлов были утеряны навсегда. В меня не въезжали сзади, меня не подрезали и не перебегали мне дорогу. Я просто влетела в бетон на скорости семидесяти километров в час, ударилась головой о стекло, выбив его напрочь, и сломала руку, пытаясь защититься от удара.

– Погодите, а какой сегодня день?

– Двадцать восьмое марта, пятница.

– Мамин день рождения…. – прошептала я сама себе под нос. – Я ехала к родителям в Кёртис Бэй. Боже, родители! Они вообще…

– Мисс Хардинг, успокойтесь, – доктор Рон сменил тон на командирский, поднялся и настоятельно прижал меня к постели, когда я попыталась снова встать. – Вам сейчас нельзя ни волноваться, ни бродить.

Прислонившись к подушкам, я прикрыла глаза, выискивая равновесие, ось, за которую можно зацепиться, чтобы комната не танцевала перед глазами. Меня словно запихнули в трюм корабля, попавшего в шторм.

– Ваши родные всё знают, – продолжал доктор. – Им сообщили сразу же, как только привезли вас сюда. Мама сидела у вашей постели всё это время, а отец и сестра постоянно приходили и приносили передачи от ваших знакомых.

Кивок в сторону столика у окна подсказал, что все эти цветы – от родителей, Эделин и того узкого круга знакомых, с жизнями которых пересекалась моя. Их не так уж много, но ведь и счастье измеряется ни в том, сколько букетов приносят в твою палату, когда ты болен. А в том, сколько людей в это время навещают тебя. Мне до безумия захотелось увидеть маму, получить ободряющую улыбку отца, закатить глаза от привычной колкости старшей сестры. Когда жизнь пытается сбить тебя с пути, так важно пойти по старым дорогам вместе с теми, кто всегда освещал твой путь.

– Я всё испортила, – вздохнула я горечь всей этой ситуации. – Испортила мамин день рождения.

– Вы правда так думаете? – ухмыльнулся доктор Рон, у которого на каждый вопрос был заготовлен ответ, выученный не только по медицинским учебникам, но и по урокам жизни. Он машинально взял меня за здоровую руку и легонько сжал, согревая не только ладонь, но и сердце. – Вы думаете, что ваша мама огорчилась от того, что не задула свечи на именинном торте? Бросьте. Думаю, она больше расстроилась, что её любимая дочь не смогла зажечь эти свечи для неё. Потому что попала в беду.

– Я хочу их увидеть.

– Непременно. Сейчас мы вас накормим и отвезём сделать несколько анализов, чтобы убедиться, что вы и правда в порядке. А когда вернётесь в палату, все ваши близкие уже будут вас ждать, договорились?

Я всё ещё барахталась в неизвестности без спасательного круга. Меня выдернули из жизни, заставили свернуть на сто восемьдесят градусов и забыть, почему. У меня нет проблем со здоровьем, я всегда внимательна, никогда не разговариваю по телефону и не лихачу за рулём. Моя машина всегда проходит техобслуживание, потому что папа в этом деле слишком скрупулёзен. В нашей семье он – что-то вроде личного автомеханика, который поддерживает машины всех своих дам в исправности.

Что заставило меня крутануть руль и направить несколько тонн железа в бетонное ограждение моста? Перед глазами снова возник мальчик в голубой футболке, его испуганный взгляд и визг шин… Я смотрела на всё это со стороны, но может быть…

– Доктор Рон, вы сказали, что больше никто не пострадал в аварии…

– Нет, как я и сказал, всё обошлось.

– Но как же тот мальчик?

Аккуратные тёмные брови врача сдвинулись к переносице, разрисовав гладкий лоб двумя кривыми канавками. Морщины ничуть не портили обаяния доктора Рона, пока он пытался припомнить хоть что-то ещё об обстоятельствах аварии. Пока он думал, всего несколько секунд, я успела нырнуть в самую глубину, в тёмное ущелье его светло-коричневых глаз, расчесать взглядом густые ресницы на верхнем веке и уловить еле заметную ямочку на правой щеке. Когда глаза дошли до его губ, те произнесли: