С дверью справиться не удалось, так что я стала кричать, пока лёгкие не загорелись, а горло не осипло.

Но почему никто не приходит? Ведь врачи всегда прибегают, если у пациентов начинается какой-то коллапс. И почему молчат мониторы? Может… Я глянула на датчик, точно такой же, какой крепили ко мне, пока я прохлаждалась без сознания. Только он валялся без дела рядом с рукой девушки. Импульсы не передавались по проводку к монитору, и тот не голосил о смертельной опасности. Врачи просто не знали, что с девушкой что-то не так.

Хрип прорвался в лёгкие в последний раз, и её грудь больше не поднялась. Артерия, которую было отлично видно сквозь тонкую кожу на худой лебединой шее, угомонилась и перестала пульсировать. Кровь закончила свой цикл и больше не текла по венам. А сердце замерло, отстучав своё.

Я задохнулась ужасом и скорбью. На моих глазах умерла девушка, но никто ничего не сделал. Я ничего не сделала. Я стояла и смотрела на тело, из которого ушла жизнь, вылетела душа, и просила о том, чтобы это оказалось сном. Страшным кошмаром, который забудется уже через пять минут после пробуждения.

– Дорогая, проснись…

Незнакомка продолжала лежать неподвижно, бледнея и всё больше сливаясь с невзрачным покровом постельного белья.

– Дорогая, это мы. Открой глаза.

Нежный голос пытался дозваться, достучаться, пробиться ко мне сквозь стену из боли, но та всё растекалась и растекалась по телу, а слёзы – по щекам. Я видела умерших на похоронах, но никогда ещё не сталкивалась со смертью вот так… Ни разу смерть никого не забирала на моих глазах.

– Роуз, ты меня слышишь?

Я открыла глаза. Резко дёрнулась и стряхнула сон, как муку, просыпанную на передник во время готовки.

Снова моя палата. Снова аромат цветов. И обеспокоенное лицо мамы напротив.

Смерть никогда не рассказывает о своих замыслах, а жизнь уж тем более. Она строит свои планы, вписывая нас в участники разных событий, и сама не всегда знает, какую роль кому выделить. Главного героя или второстепенного персонажа.

В то утро, когда я очнулась в палате интенсивной терапии, судьба сделала меня центром вселенной как минимум для четверых. С аппетитом проглотив больничный завтрак, я пережила транспортировку и заточение в аппарате магнитно-резонансной томографии, после чего задремала в уже привычной постели в своей палате.

Та девушка… Она просто приснилась мне. Как я и просила, она – всего лишь страшный сон, закравшийся в сознание. И скорее всего, я не забуду его через несколько минут, но хотя бы смогу вздохнуть полной грудью. Тем более, что рядом были те, кого я любила больше всего.

– Мам… – проговорила я, поднимаясь на подушках. – Ты здесь.

– И не я одна.

К постели подошёл отец, который своей фигурой заполнял всё кругом. Его добродушное лицо улыбалось мне с высоты в сто восемьдесят сантиметров, а глаза ласково глядели, точно обнимая издалека. Из-за его спины появилась и Эделин, точная копия отца, с теми же зелёными глазами и губами, которые привыкли растягиваться в улыбку. Как всегда красива и блистательна, чего не скажешь обо мне. Наверняка, если бы моя старшая сестра пережила аварию и два дня пролежала в забытье, она бы всё равно очнулась во всей своей красе, с которой можно сразу на обложку.

– Я так рада вас всех видеть.

– Мы переживали, сестрёнка.

– Ты нас очень напугала, Роуз, – поджав губы, произнёс отец. Он всегда прятал все свои чувства за улыбками. И за этой, напряжённой, выдавленной сквозь силу, прятал тревогу за дочь. – Мама два дня ночевала у тебя в палате и ругалась с персоналом.

– Потому что они пытались прогнать меня домой, – возмутилась мама и придвинулась ближе, сжимая здоровую руку. Вся моя семья будто хотела зажать меня в тисках, но боялась даже приблизиться на шаг, лишь бы не сломать моё хрупкое тело, раз уж не удалось этого сделать бетонному ограждению. – Как ты, милая?