Чиквело было пять лет от роду, когда его отец, матадор с тем же именем и прозвищем, умер от чахотки. Воспитателем-кормильцем, наставником, а впоследствии персональным импресарио стал его дядя Зокато, который принадлежал к старой школе бандерильеро, обладал хорошей деловой хваткой и склонностью изрядно заложить за воротник. Сам Чиквело отличался невысоким ростом и нездоровой полнотой, имел скошенный подбородок и болезненный цвет лица, кисти рук у него были маленькими, а ресницы – по-девичьи длинными. Учившийся в Севилье, а затем на ранчо в окрестностях Саламанки, Чиквело был самым совершенным, идеальным воплощением матадора в миниатюре – как фарфоровая статуэтка. После гибели Хоселито и Гранеро, после ухода Бельмонте именно он солировал на сцене. Еще, правда, имелся Хуан Луис де ла Роза, который, в свою очередь, сам был копией Чиквело, если не считать дяди и телосложения. Кто-то, не родственник, дал денег на его обучение, и он стал еще одним замечательно изготовленным образчиком продукции. В ту же пору на арене выступал и Марсиаль Лаланда, который разбирался в быках благодаря тому, что сам вырос среди них (его отец работал управляющим на ферме герцога Верагуанского), и ему прочили титул правопреемника Хоселито. Всё, что в ту пору в нем было от наследства Хоселито, – это знание быков и своеобычная манера двигаться, когда он дразнил их перед уколами бандерилий. В те дни я часто видел его, и он всегда выглядел очень техничным, все делал как бы по науке, хотя не отличался силой и держался равнодушно. Казалось, коррида не приносит ему удовольствия, он не извлекает из нее эмоций, а уж тем более восторга, зато в нем живет – пусть тщательно подавляемый, но все же наводящий тоску – страх. Унылый, апатичный тореро, техничный и чрезвычайно грамотный; на одно блестящее выступление приходилась дюжина посредственных и неувлекательных. Он, Чиквело и де ла Роза бились с быками так, словно их к этому приговорили, а вовсе не оттого, что сами избрали такой путь. Думаю, никто из них так и не забыл гибель Хоселито и Гранеро. В роковой для Гранеро день с ним на арене был Марсиаль, на которого затем обрушились незаслуженные упреки, мол, не сумел вовремя отвлечь быка. Горечь обиды сказалась на нем очень сильно.

В ту же эпоху гремели еще два имени: братья Анло из Арагона. Старший Рикардо (оба, кстати, по прозвищу Насьональ) был среднего роста, кряжистый, настоящий монумент неподкупности и отваги, воплощение ничем не примечательного, но классического стиля. Младший Хуан (он же Насьональ II) был высокий, тонкогубый и косой. Угловатый и очень смелый, он изумлял несуразностью стиля.

Викториано Роже, «Валенсия II», сын бандерильеро и уроженец Мадрида, учился у собственного отца; у него тоже был старший брат, из которого не получилось матадора. Мальчишка-тореро того же розлива, что и Чиквело со товарищи, красиво управлялся с плащом, на мадридской арене держался дерзко, вспыльчиво и отважно словно боевой бык, зато в других городах распускал нервишки, полагая, что провалы в провинции не задевают его чести, коль скоро блестящий успех в столице служит как бы иммунитетом. Подобная вера во всемогущество мадридского реноме характерна для тех тореро, которые кормятся своей профессией, но никогда не занимают в ней доминирующих высот.

Хулиан Саинс, «Салери II», вполне состоявшийся тореро и великолепный бандерильеро, в один из сезонов соперничал с Хоселито, но в итоге превратился в ходячий лозунг «Осмотрительность и безопасность прежде всего»; Диего Маскарян («Фортуна»), мужественный, туповатый, замечательный убийца, только старой закваски; а еще мексиканец Луис Фрег, низенький, бурый обладатель смоляных волос, как у индейца, в возрасте под сорок, неуклюжий, чьи мышцы на ногах напоминают узловатые корни дуба, все в шрамах от наказаний за неповоротливость, косолапость и слепую отвагу; ну и горстка прочих ветеранов да охапка неудачников – вот и все, что осталось в первые годы после ухода двух великих личностей.