– Одно время? – переспрашиваю я.

Оскар вздыхает:

– Да… До того Томас справлялся без меня, он так и говорил.

Он достает из шкафа чашку, наливает кофе. Чашка белая, с черной надписью: I’D TRADE MY BOYFRIEND FOR A TRUE DEMOCRACY[24].

– Но не в тот раз. Тогда ему потребовалась моя помощь.

– А ты знаешь кого-нибудь, кто еще помогал ему?

– Я спрашивал Томаса об этом… Но нет, в том, что касалось информации, он умел держать язык за зубами. Он объяснил, что все источники останутся анонимными. Это касалось и меня и было связано с нашей безопасностью. Он присвоил мне номер…

– Какой?

– Что «какой»?

– Какой номер он тебе присвоил?

– Пятнадцать восемьдесят четыре. – Оскар делает глоток из чашки, снова поглядывает на кого-то за моей спиной. – Эти исследователи – скрытный народ… Похуже AFA…

– А как у Томаса было с личной жизнью, не в курсе? – Я доверительно наклоняюсь к нему, почесывая щеку.

– А что с личной? – недоумевает Оскар.

– Ну как… мужчина в его возрасте обычно… хотя бы думает о том, чтобы связать себя с кем-нибудь на остаток жизни. Как с этим обстояло у Томаса… претендентки были?

– Без понятия… Я о них ничего не знал, по крайней мере.

– А сюда он… захаживал?

– «Захаживал» – неправильное слово. Бывал изредка.

– У меня есть кассовый чек, из которого явно следует, что Томас Хебер был у вас на днях, а именно одиннадцатого числа. Есть основания полагать, что он встречался здесь кое с кем, чье имя или фамилия начинается на букву «Х». Ты в тот день работал?

– Нет, я приехал домой только вечером, из Йончёпинга. Там была демонстрация.

– А кто работал в тот день, можешь навести справки?

– Ну… у нас нет бумаги с графиком, если ты это имеешь в виду. Придется обзванивать коллег, а мне сейчас некогда.

– А посетители? – Я киваю на зал. – Из них кто-нибудь мог быть здесь в тот день?

– Спроси их об этом сам, если хочешь. Но советую тщательно подбирать выражения.

Я поворачиваюсь к залу. Люди за столиками заняты едой и разговорами. Несколько человек читают. Среди последних я выделяю мужчину с большой головой и маленькими, но по виду крепкими руками. На нем сине-серая кожаная куртка с приколотым на груди значком RAF.

– Интересная книга? – спрашиваю я его.

– Какого черта тебе нужно?

– Поговорить.

– Не расположен. – Он качает головой.

– Даже если так… – Я устало вздыхаю, он поднимает глаза от книги. – Как насчет того, чтобы прогуляться со мной до бункера?

В зале воцаряется мертвая тишина. Где-то за моей спиной вздыхает Оскар. За окном останавливается автомобиль. Маленький человек откладывает книгу в сторону, поднимается. Круглые, широко расставленные глаза делают его похожим на птицу.

– Что ты о себе возомнил, в конце концов…

Он на голову ниже меня, но это не имеет никакого значения. За его спиной поднимаются еще четверо, пятеро… Шаркают ножки стульев. Они окружают меня со всех сторон и смотрят, как смотрят на насекомое перед тем, как его прихлопнуть.

Маленький человек делает шаг вперед и бьет меня кулаком в живот. Я чувствую, как из меня выходит воздух, падаю на колени, задыхаюсь. Над моей головой раздается смех. Я пытаюсь подняться. С неимоверным трудом, но это мне удается. Краем глаза замечаю, как в углу зала кто-то встает из-за стола и выскальзывает за дверь. Как будто женщина. Я опускаю глаза, жадно глотаю воздух. Все кончено. Круг мужчин все теснее. Я задеваю их руками, они наступают мне на ноги.

При этом я не чувствую их ненависти или злобы. Скорее любопытство, желание узнать поскорей, чем кончится этот спектакль.

– Твоя очередь, – обращается коротышка к одному из них.

И в этот момент происходит нечто непредвиденное. Дверь заведения распахивается, и в зале появляется Бирк. Он держит руки в карманах пальто, в глазах его – любопытство. Полицейский – в слишком дорогом костюме и с профилем настолько резко очерченным, что впору чеканить на монетах.