Оглядев собрание, Бирк останавливает взгляд на моей голове, мелькающей за широкими плечами моих мучителей. Подходит ближе, вынимает руки из карманов.
– Всё в порядке? – спрашивает он.
– Ну… более-менее, – отвечаю я, не узнавая в этом свистящем хрипе своего голоса.
– Я прошу вас немедленно покинуть зал, – провозглашает Оскар из-за барной стойки.
– Что ж, звучит разумно, – соглашается Бирк.
Я поворачиваюсь к стойке, пытаюсь поймать взгляд Оскара.
– Позвони мне, – кричу я ему как могу громко.
И в следующий момент обнаруживаю, что стою на улице, возле зеленой двери.
Интересно, слышал ли Оскар мою просьбу?
– Я ведь предупреждал тебя, – ворчит над ухом Бирк. – Без глупостей…
– Я помню.
Трогаю свой живот. Он стал совершенно нечувствительным от одного-единственного удара коротышки.
– Прости…
– Вот по этой самой причине я и не люблю с тобой работать, – продолжает Бирк. – Ты совершенно непредсказуем.
– Прости, – повторяю я.
– Черт с тобой… Сигаретки не найдется?
Я достаю пачку, вытряхиваю сигарету, пряча глаза. Вместе мы усаживаемся в его «Ситроен», источающий узнаваемый запах дорогой кожи, парфюмерии и зимы.
– Ты должен будешь написать заявление, – говорит Бирк. – Избиение полицейского при исполнении… Маленький левый экстремист свое получит.
Я качаю головой.
– Нам нужно наладить хорошую связь с ними. Если я напишу заявление, все будет кончено. Они нас возненавидят. Ты не заметил, кто выскочил из кафе почти одновременно с тем, как ты вошел?
– Женщина, – отвечает Бирк.
– Ты разглядел ее, хоть немного?
– Да нет… – Он пожимает плечами.
– Мне кажется, это была наша свидетельница, пятнадцать девяносто девять.
– С чего ты взял?
– Да просто… такое чувство.
– Чувство, – повторяет Бирк и презрительно хмыкает. – Не лучший ориентир для полицейского.
Я задумываюсь. Что ж, возможно, доля правды в этих словах есть.
– Он назвал меня отвратительным копом.
– Кто?
– Тот, который попросил нас выйти.
Бирк вздыхает:
– Он прав, все мы такие.
Вскрытие подтвердило, что Томас Хебер умер от удара ножом в спину. Лезвие было довольно длинное, между двенадцатью и пятнадцатью сантиметров, частично рифленое. Всадив, убийца повернул его в ране на девяносто градусов, разорвав при этом какие-то важные артерии в области сердца, названий которых Бирк не запомнил. Выводы патологоанатомов были однозначны: преступник знал, что делал, и Хебер оставался без сознания всего несколько секунд, от силы полминуты. Спустя одну, максимум две минуты он был мертв.
За несколько часов до смерти Томас Хебер пил кофе и ел сэндвич, непереваренные остатки которого были обнаружены в его желудке.
– Кто проводил вскрытие?
– Хан, по счастью… Именно поэтому я так хотел присутствовать при вскрытии. Если б в теле было что-то ценное, Хан обязательно обнаружил бы это.
Но ничего «ценного», выражаясь словами Бирка, в теле Томаса Хебера не оказалось: ни фрагментов кожи преступника, ни волокон – ничего. Кое-что удалось найти на его одежде, но совсем немного. «Основная часть материала утрачена вследствие неблагоприятных метеоусловий», как выразилась Мауритцон в рапорте, который Бирк успел просмотреть.
Тем не менее на плече убитого осталось немного волокон ткани. Предположительно от перчатки, хотя даже это пока не удалось установить точно.
– «Вследствие неблагоприятных метеоусловий», – повторяю я.
– То есть виновата погода, – уточняет Бирк.
– А на каком плече?
– Что?
– На каком плече следы волокон?
– На левом.
– Вот как, – говорю я. – Значит, преступник подошел сзади и положил левую руку на плечо Хеберу, по сути опершись на него, прежде чем нанести удар.