– Жаль их обоих: и Ванюшу, и Лиз, – добродушно ворчал Норов в машине на обратной дороге. – Она любит его, он любит себя, в общем, сюжет для трогательной французской бержеретты «Скрипач и пастушка».

Анна не ответила. Он посмотрел на ее профиль, обострившийся и бледный в сгущающихся за окном сумерках.

– Тебе нехорошо?

– Я не хочу возвращаться! – неожиданно воскликнула она и из глаз ее брызнули слезы. – Не хочу! Не хочу!

Он затормозил.

– Зачем ты опять себя мучишь? – мягко проговорил он, беря ее за руку.

– «Опять»?! А что переменилось?! Вот мы сейчас вернемся, и – что?! Что дальше?! Я соберу вещи и уеду? Навсегда? Навсегда?!

Голос ее прыгал, губы ее дрожали.

– Почему навсегда? – ласково начал он.

– Потому что это – навсегда! – перебила она с ожесточенным отчаянием. – Ты же сам знаешь! Это – как смерть! Ничего нельзя вернуть! Господи, ну почему ничего нельзя вернуть?!

И она разрыдалась.

В четверг, за три дня до голосования на государственном телевидении проходили дебаты кандидатов в мэры города. Этого события ждал весь Саратов, интерес был огромным; социологи предсказывали, что именно дебаты определят участников второго тура; журналисты пафосно окрестили предстоящее событие «битвой титанов».

По мнению специалистов, выход Пивоварова во второй тур был обеспечен голосами учителей, врачей и госслужащих, – всех тех, кого сгоняли на избирательные участки под угрозой увольнения. Основная интрига заключалась в том, кто станет его противником? Пенсионеры были за Егорова, за Осинкиным шли люди среднего возраста и молодежь. Разрыв между Осинкиным и Егоровым находился в пределах статистической погрешности: 2-3 процента. Пенсионеры составляли треть голосующих, но были наиболее дисциплинированной частью электората; что же касается избирателей Осинкина, то никто, включая их самих, не знал, придут они на участки или нет.

Решающий поединок должен был разыграться между ними; остальные кандидаты превращались в статистов. Арест Дениса добавлял напряжение. Общественное мнение могло качнуться в любую сторону: от жалости до осуждения, – социологи по этому поводу высказывали разные суждения.

На телевидение Норов, Осинкин и Ольга приехали вместе; Ольга теперь не расставалась с мужем, а с Норовым вела себя как послушная младшая сестра, во всем спрашивая его совета, что вообще-то было совершенно не в ее характере. Кандидатов встречали на входе: для каждого была приготовлена отдельная комнатка, где гримеры перед зеркалом пудрили их к эфиру.

Стол для дебатов выбрали длинный, полукруглый; таблички с фамилиями расставили заранее: место Пивоварова было, разумеется, в центре; Егорова с Осинкиным специально развели по разным углам, напротив друг друга, чтобы подчеркнуть их противостояние; остальных кандидатов разместили между ними. Когда эфир начался, выяснилось, что Пивоваров не явился, – ведущий притворно выразил сожаление по этому поводу, видимо, он был предупрежден об этом заранее.

Норов и Ольга сидели в маленькой комнате перед монитором, следя за эфиром.

– Так и думал, что Пивоваров сольется, – усмехнулся Норов. – Это от Ельцина мода пошла – прятаться от дебатов. Зря Пивоваров так поступил: и нагло, и одновременно трусливо.

– Ты думаешь, все решат, что он испугался? – Ольга переживала за мужа. – А вдруг кто-то наоборот, подумает, что он таким образом продемонстрировал свое превосходство, дал понять, что не считает остальных равными себе?

– Пустой стул будет всех раздражать. Картинка в памяти останется: табличка «Пивоваров» и пустое место. Кстати, надо сказать нашим пиарщикам, чтобы так его теперь и называли – «пустое место».