Сначала кандидатов попросили коротко озвучить тезисы своих программ. Егоров, седой, прямой, синеглазый, в крупных роговых очках, с твердым подбородком, едко пошутил по поводу отсутствия Пивоварова, сразу расположив к себе аудиторию. Однако потом, вместо того, чтобы рубить свои простые, доходчивые лозунги о социальной справедливости, вдруг пустился в рассуждения о том, что демократов, разваливших великий Советский Союз и доказавших свою несостоятельность, нужно гнать из власти, иначе они окончательно добьют и распродадут страну. Это был явный намек на Осинкина.

Осинкин улыбнулся своей грустной улыбкой и кивнул, принимая вызов. Норов понял, что Егоров нервничает; ему не хватало привычной уверенности.

– Повезло Олежке с мордой, – с симпатией проворчал Норов.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Ольга.

– Обаятельный. Одной физиономией процентов семь сразу забирает. Улыбнется этак загадочно, а все думают: «Какой умный парень! Видать, знает что-то важное!».

– Он действительно очень умный! – смеясь, возразила Ольга.

– Ясное дело, – хмыкнул Норов. – Разве ты за глупого бы замуж пошла?

На крыльце Анна остановилась, схватив Норова за руку.

– Я боюсь, – прошептала она ему.

– Мы же вместе, – он обнял ее.

Но это было неправдой, раз он возвращал ее мужу. Оба это понимали.

Гаврюшкин уже высматривал их в окно и, едва они открыли дверь, выскочил в прихожую.

– Ну, что, собираемся? – с наигранной бодростью обратился он к Анне.

Анна беспомощно оглянулась на Норова.

– Прямо сейчас? Я хотела отдохнуть…

– Аня, некогда отдыхать! Времени – ни копейки! Давай я тебе помогу.

Анна, не снимая пуховика, шагнула к лестнице, будто желая ускользнуть наверх и спрятаться, но он ухватил ее за рукав.

– Аня, нам надо ехать!

– Пусти меня, пожалуйста!

– Ты понимаешь, что я тебе говорю? – в его голосе зазвучало нескрываемое раздражение. – Сколько можно повторять! Ты вообще слушаешь меня?!

– Я не могу сейчас! – жалобно воскликнула она. – Я потом!

– Мы опоздаем на самолет!

– Я потом! – лепетала она. – Позже… Я устала… Два часа ничего не изменят.

– Я сказал: надо ехать!

– Не кричи на меня! – всхлипнула она. – Мне и так плохо.

– Нас люди ждут! Если мы сейчас не улетим – заторчим, бля, неизвестно насколько!

Теперь он вовсе не был бережным к ней. Накопившаяся на Анну обида рвалась наружу, делая его агрессивным.

– Потише! – примирительно проговорил Норов, но Гаврюшкин только нетерпеливо отмахнулся от него.

– У нас ребенок дома! – он злился все сильнее. – Забыла о нем? Тебе наплевать на него?!

– Зачем ты так говоришь? – вскрикнула Анна сквозь слезы. – Это… нечестно! Мне больно это слышать!

Ляля выглянула было из кухни и тут же спряталась назад.

– Давай потише, – повторил Норов Гаврюшкину, стараясь не поддаваться его напору и оставаться ровным.

Гаврюшкин и впрямь чуть убавил тон.

– Еще раз: чечены улетают в Россию! Других рейсов нет! Надо срочно валить в Ниццу! Как тебе еще объяснять?!

– Пожалуйста! – взмолилась она. – Я не могу сейчас! Ну, пожалуйста! Не могу!

– Можешь! – отрубил Гаврюшкин. – Иди в машину, я сам соберу твои вещи!

Анна бросила умоляющий взгляд на Норова, и этот взгляд обжег его.

– Угомонись, – сказал Гаврюшкину Норов. – Ты как-то совсем разошелся.

– Не лезь, Нор! – взорвался Гаврюшкин. – Это наше дело! Аня, в последний раз спрашиваю: ты летишь или нет?

Она уже плакала в голос, вздрагивая плечами, беспомощно уронив руки. Слезы градом катились по щекам.

– Аня!

Она расширенными испуганными глазами посмотрела в свирепое лицо мужа.

– Нет! – вдруг отчаянно прошептала она. – Я никуда не поеду с тобой!

– Ты что, рехнулась?! – рявкнул он грубо.