– Это правда, – Анна попыталась улыбнуться в ответ.
– Всегда этому удивлялся, – словоохотливо продолжал старик. – У вас там такой мороз, а вы говорите, что боитесь холода. Как же вы тогда переносите русские зимы?
– Холода снаружи, а в домах у нас жарко, – пояснила Анна.
– Сколько градусов?
– Снаружи – двадцать пять и внутри – двадцать пять.
– Двадцать пять?! Плюс?! – ужаснулся старик. – Сваришься, верно, Поль? Я бы задохнулся. Восемнадцать, ну, двадцать, еще куда ни шло, но больше? Нет, невозможно.
Норов протянул ему двести евро.
– Это очень много, Поль! – запротестовал старик. – Я на столько не наработал!
– Перестань, Эрик. Еще раз спасибо.
Старик сунул деньги в карман и совсем развеселился.
– Так ты меня разбалуешь. Начну приезжать каждый день, всегда же найдется, что починить, верно?
Встречу Миша назначил в банкетной комнате модного мясного ресторана. Норов по обыкновению приехал чуть раньше, Миша опоздал на полчаса. Норов уже собрался уходить, но тут вошли два больших охранника, хмуро, не здороваясь, оглядели Норова, стены и мебель. Затем появился Миша, толстый, наглый, веселый, в сопровождении администратора и официанта.
Пожав руку Норову вялой и влажной ладонью, не знавшей труда, Миша грузно уселся в кресло напротив.
– Заказал уже? Филе-миньон возьми, не пожалеешь, они тут путево делают. Миньон ему принеси, – бросил он официанту. – Салат будешь? Тогда с креветками. Мне – как обычно. Че пьешь? Воду? Че так? Зашился? Куришь, нет? А, ну да, ты ж у нас – спортсмен. Мне – коньячка, грамм сто, «Хенесси, Икс-О».
Он решал за Норова, не сомневаясь в его согласии. Когда за администратором и официантом закрылась дверь, Миша достал сигарету, закурил и перешел к делу.
– Ты че херней занялся? Про папу г…о всякое пишешь, про маму, про меня!
– А ты не читай, – посоветовал Норов. – Лично я не читаю, какую вы с папой про меня херню пишете.
– Ну ты сравнил! Где ты, и где папа!
– А где папа? – спросил Норов, поднимая скатерть и заглядывая под стол.
Миша хмыкнул, показывая, что ценит его чувство юмора.
– Ты че вообще добиваешься? Чтоб коммуняка пролез, пока мы с вами бодаемся?
– Вам-то чего коммунистов опасаться? – пожал плечами Норов. – Твой папа в прошлом коммунист, да и Пивоваров тоже. Чай, договоритесь.
– Коммуняки папу ненавидят! – возразил Миша. – А то ты не знаешь!
– Знаю, – согласился Норов. – Я другого не знаю: кто любит твоего папу?
Миша ничуть не обиделся.
– Я люблю, – засмеялся он. – Мама. И еще пара телок. Папе хватает. Короче, не будем го-о жевать.
– Надеюсь, – кивнул Норов, глядя на входящего с подносом официанта.
Миша дождался, пока официант поставил тарелки на стол и исчез.
– Мое предложение: вы завязываете тявкать на нас и начинаете мочить Егорова. А во втором туре вы поддерживаете Пивоварова.
Миша взглянул на Норова и принялся за еду, будто он не делал предложение, а объявлял условия, которые не могут быть не приняты. Норов тоже взял вилку, но есть не стал.
– А если во второй тур проходит Осинкин?
– Не, – замотал головой Миша с набитым ртом. – Ему не светит. У него отрыв от Егорова не то на десять, не то аж на двенадцать процентов.
– На восемь, – уточнил Норов.
– Ну, на восемь. Один хрен, не догонишь. В этом вся суть: мы с вами закусились, поливаем друг друга го–м, а Егоров-то чистенький выскакивает! Улавливаешь?
– Стараюсь.
Миша посмотрел на Норова блестящими наглыми глазами. От поминутного упоминания им г—а за столом Норова коробило, но Миша этого не замечал.
– Я эту херню вчера Пивоварову подробно разжевал, – прибавил Миша. – Он, кстати, со мной согласился.
То, что недоученный Миша считал себя вправе «разжевывать» мэру города ошибки его политической стратегии, наглядно демонстрировало расклад сил в структурах местной власти.