– По какому случаю, Роман Георгиевич?

– Наконец пришёл альбом, который я выписал из Англии. Вот, посмотри, какая красота!

На столе лежало роскошное издание в суперобложке «История холодного оружия древнего Востока». Подержав тяжёлый том на весу и перелистнув несколько страниц с иллюстрациями, Семёныч, подполковник в отставке, положил его обратно.

– Не понимаю ничего. Здесь всё на английском. Вот если бы современное оружие, финки, штык-ножи, тогда другое дело. А так история одна в музейной пыли!

– А как тебе, Семёныч, такой экземпляр?

Сторож по-военному изрядно отхлебнул коньяку и, не отрываясь от рюмки, покосился на чей-то портрет во всю страницу.

– Этот толстяк? Ну, падишах какой-нибудь. Да мало ли кого русские били в турецкие войны!

– Ты прав, это турецкий султан Мустафа IV. Но это не главное, посмотри на его пояс и нож!

– Мелковато, – пожаловался сторож, надевая очки.

– Вот здесь крупнее.

Роман Георгиевич перевернул страницу, показывая крупное изображение искривлённого кинжала бебута, усыпанного драгоценными камнями и инкрустированного витиеватыми арабскими узорами и надписями, и кожаного пояса с роскошной вышивкой серебром.

– Что сказать, Роман Георгиевич, богато, конечно! Но толку с этого? Бесполезная вещица.

– Не скажи, Семёныч, не скажи! – директор подлил коньяку отставному вояке, с которым любил поговорить об оружии. – Это знаменитый восточный кривой кинжал бебут. Для всадников. Позже его носили артиллеристы, которым длинная, пусть даже очень кривая, сабля была неудобна. Это что касается практической стороны. А относительно эстетической…

Роман Георгиевич задумался, словно подыскивая единственно правильные слова для описания уникального ножа.

– Ты слышал, как бьётся сердце? Не в стетоскопе, конечно, а в руке?

– Вы о чём?

– Этот клинок сконструирован так, что наносивший удар чувствовал, как на конце лезвия трепещет сердце. Неизвестный талантливый кузнец-оружейник сделал полую рукоятку со струной от клинка до головки, по которой двигался сердечник. От удара он бил в рукоятку, а натянутая струна создавала эффект дрожания – сердечного трепета! Что ты на это скажешь?

– Любой военный мечтает услышать последний удар сердца убитого им врага! Мастер явно знал толк в оружии…

– И прекрасно понимал психологию убийства! Не зря кинжал прозвали Слышащий Сердце. Эх, вот бы увидеть его!

– Н-да, увидеть в руке, но не в груди…

«Та-та-та-та!!!»

«Виолетта-та-а-а-а!» – выкрикнул Эдуард, очнувшись от забытья.

«Та-та! Та-та! Та-та!»

Колёсные пары, перестукиваясь, как стреляющий автомат, на стыках рельс, вторили его ночному кошмару.

«Та-та-та-та!!!»

До судорог сжимал во сне спусковой крючок «узи» Эдуард. Он весь в холодном поту, с выпрыгивающим из горла сердцем приподнялся на полке, отыскивая на столике оставленный с вечера чай. Острая боль пронзила указательный палец – которым он провёл по лезвию забытого кинжала. По пальцу потекла струйка алой крови.

Это пришёл первый ночной кошмар, который не скоро оставит его сны. Долгими днями и длинными бессонными ночами в Краснодаре Эдуард пытался пережить утрату матери и сыновей, изжить из себя ночную бакинскую трагедию и представить себе их с Виолеттой будущую одинокую (врач однозначно сказал, что она больше не сможет иметь детей) жизнь на новом неизвестном месте. Может быть, им повезёт устроиться на работу в Ленинграде. Об этом Эдуард даже не беспокоился – его спортивная сумка доверху была набита деньгами. Но как жить дальше без детей, без ощущения домашнего уюта и семейного тепла – которое, казалось, было безвозвратно, как само возвращение в Баку, утрачено. «Не как, а чем жить дальше?» – тяжело размышлял он.