Мистерия А. Н. Скрябина не имела аналогов в прошлом: это было всеискусство в масштабе всего человечества, акт магического действа. Он ищет синтез музыки, поэзии, танца, мимики, пластики путем сложного контрапунктирования.
Кто же предполагался быть слушателем и участником Мистерии А. Н. Скрябина – «последнего свершения», апофеоза творческой деятельности? – Люди! Человечество! Но не только. И звери, и змеи, и рыбы, и птицы, и растения, то есть, все живые существа. Но и это не все. Камни, леса, горы, небо, планеты, фимиамы, то есть, внеискусства – включались композитором в это «последнее свершение». Такова была творческая концепция А. Н. Скрябина, которую можно выразить словами М. Лермонтова:
«И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой».
Он, великий романтик, мечтал о путешествии человеческой души, вернее, Духа, в иные миры, неизведанное, как о том мечтали великие мастера Высокого Возрождения в Италии, как его современники – представители русского ренессанса. Здесь он самозабвенно искал образ космического пространства, пути вторжения в мир внеземных реалий, открывая дорогу нам.
А. Н. Скрябин утверждал: «Музыка жива мыслью». Без мысли, без полета в иные миры не могло быть для него ни музыки, ни творчества. Его музыка звала к познанию тайны Вселенной.
Современники понимали, что А. Н. Скрябин – явление мирового масштаба. Его творчество не вмещается в рамки какого-то одного художественного стиля или направления. Оно впитало в себя порой противоречивые тенденции в искусстве и философии, которые обострили его природно-вдохновенное начало, развили особую изысканность, утонченность, хрупкость, неземную красоту его образов. В нем каким-то чудом сконцентрировались целые культурные эпохи, целый мир, который уводил его духовный взор в космические просторы, где творчество земное соприкасается с творчеством космическим, получая животворные импульсы для творчества, обогащаясь сущностью Инобытия, в конечном итоге превращая художника-творца в демиурга, каким был признан А. Н. Скрябин при жизни. Его искусство обладало особым магнетизмом. Здесь собратьями А. Н. Скрябина по духу можно назвать прежде всего М. Врубеля и М. Чюрлениса.
«Тому, кто захочет действительно внимать его картины, откроется весь язык его зрительных образов. И он удивится – как прост, как ясен и целен этот язык. А потом откроются высшие соответствия, откроется, как стройно, логично, прекрасно согласовано все, что явил он в творчестве своем. И выше, в видениях его, полная прозрачность, которая не есть, однако, пустота; и полная несовместимость, которая не есть, однако, небытие; и совершенная созвучность, которая не есть молчание – на рубеже непостижимых тайн сольются в какую-то верховную неизреченную гармонию. И, наконец, великой радостью будет понять до самого конца, что творчество Чюрлениса есть зрительное откровение прекрасного гармоничного мира, вечной беспредельной жизни. И светла будет тоска Ваша по этому миру, по этой жизни». Сказанное однажды В. Чудовским о М. Чюрленисе вполне можно отнести к творчеству А. Н. Скрябина и М. Врубеля.
В этом устремлении в беспредельность, где открывалась Красота Инобытия, как новая реальность, они не знали преград. Их духовный взор проникал в запредельное, куда простому смертному не дано вступать. Не за эту ли дерзость они заплатили высокую цену? Очень высокую! Их рано призвали в иные миры: Врубеля в 54 года, Скрябина – в 43, Чюрлениса – в 36 лет.
Не все было понятно современникам в творчестве этих гигантов. Они оставили вопросы, ответы на которые мы пытаемся найти.