Примечательно, что этот последний в своей жизни концерт А. Н. Скрябин играл на родине своей мамы Любови Петровны Щетининой и своих выдающихся предков по материнской линии.

Следующий концерт был запланирован в помощь жертвам Первой мировой войны. Афиша гласила: «В субботу 11 апреля 1915 года состоится литературно-музыкальный вечер произведений Ю. Балтрушайтиса и А. Скрябина со вступительной статьей Вяч. Иванова» (ГИАМО, ф.45, оп.4, ед. хр. 688, л.17).

Этот концерт остался лишь на этой афише. Скрябин возвращался в Москву. В поезде случайно сорвал маленький фурункул на лице и, очевидно, попала инфекция. Пришел домой, разделся, лег и больше не поднялся. Болезнь развивалась стремительно. Температура под 40. Консилиум один, второй, третий. Лучшие врачи Москвы. Здесь друг композитора В. В. Богородский, профессора И. С. Шелкан, И. К. Спижарный. Решено произвести разрезы на лице. Их было шесть. А. Н. Скрябин мужественно, даже как-то радостно переносил страдания, утверждая, что страдание необходимо как контраст. Но температура держалась. Был приглашен профессор А. В. Мартынов, немного успокоивший, что положение исключительно тяжелое, но не безнадежное. Утром 13 апреля наступило временное улучшение. Появилась надежда. Москва облегченно вздохнула. Но к полудню состояние резко ухудшилось. Пригласили профессора Д. Д. Плетнева. Он констатировал плеврит. Скрябин говорил, как это невыносимо – переносить такую боль, что он может не выдержать: «Так, значит, конец… Но это катастрофа!» – произнес он слабеющим голосом.

В. Н. Лермонтова, находившаяся у кровати Скрябина в ужасающем оцепенении, наконец, приблизилась к Александру Николаевичу, подала ему прошение на высочайшее имя об усыновлении детей Скрябина и Т. Ф. Шлецер и передаче им его фамилии. Он на мгновение пришел в сознание, словно почувствовал исключительную важность момента, и подписал. Больше сознание к нему не возвращалось.

Узнав об этом прошении, В. И. Скрябина (Исакович) направила в канцелярию Николая Второго телеграмму, в которой считала незаконным и несправедливым позволить Татьяне Федоровне Шлецер носить «нашу фамилию» (не уточнив при этом чью – нашу – Скрябина или Исакович), но не возражала, как она выразилась, «прижитым» с Т. Ф. Шлецер детям даровать фамилию Скрябина. Но в этой ситуации никто, наверное, не обратил внимания на подобную лексику и тон…

14 апреля в 8 часов 05 минут его мятежный дух расстался с бренным телом. Композитор скончался, исполнив обещание прожить ровно три года. Не ошибся ни на один день.

Скорбная весть разнеслась по всей Москве, городам и весям России, словно замершей в ожидании чуда. В надежде застать друга юности живым мчался к дорогому дому Сергей Рахманинов, но опоздал. Всего на пять минут опоздала дочь от перого брака Мария, которая ночью, ближе к утру, «услышала» голос папы: «Маруся, прости Таню» (имя второй жены композитора). Посещать отца в его доме В. И. Исакович категорически запрещала. Вскочив с постели, дочь бежит по запрещенному для нее адресу, но… Впоследствии Мария Александровна работала в музее, носящем имя ее гениального отца. О ней мы скажем далее.

В полдень 14 апреля в квартире появляется скульптор С. Д. Меркуров, крупный специалист по снятию посмертных масок. «Однако болезнь так изменила черты Скрябина, что скульптор снял лишь форму руки и уха» («Российская музыкальная газета», 1915, №17/18, стб.329).

Все комнаты вскоре заполнились людьми. И при этом – гробовое молчание. Здесь были: Танеев, Балтрушайтис, Крейн, Гольденвейзер, Гунст, Кусевицкий, отец и сын Пастернаки, Вяч. Иванов, княгини М. Н. Гагарина и В. Н. Лермонтова, отец и сын Юргенсоны, Брянчанинов, Богородский, Сабанеев, Могилевский, Гнесины – всех не разглядеть. Тихий Арбат пришел в движение. Люди шли, шли к заветному дому. На лицах – скорбь, растерянность. Такого Арбат не мог припомнить. Да и было ли подобное?!