Дамир резко повернулся к нему:

– Откуда ты знаешь о подземном резервуаре? Откуда ты знаешь о Сува-Кочи?

Артём отступил на шаг, его лицо напряглось:

– Я… просто предположил. Любой геолог скажет вам, что в этом регионе должны быть подземные воды.

– Нет, – покачал головой Дамир. – Ты назвал его именно так – резервуар. Не водоносный горизонт, не подземное течение. Резервуар. Как будто знаешь его точную форму.

Мира заметила, как интерфейс на её запястье слегка вибрирует, реагируя на повышение эмоционального накала. На экране мигала странная строка: "Считывание эмоциональных паттернов: СТРАХ + СКРЫТАЯ ИНФОРМАЦИЯ".

Напряжение в лаборатории нарастало. Лин переводила взгляд с Дамира на Артёма, фиксируя микровыражения на их лицах. Артём выглядел загнанным в угол, его дыхание участилось.

– Это… в геологических данных. Я просто хорошо подготовился перед прибытием, – попытался объяснить он, но в голосе не хватало уверенности.

И в этот момент произошло что-то странное. Свет в лаборатории мигнул раз, другой, а затем полностью погас. Экраны моргнули и потухли. Наступила абсолютная темнота.

Лин замерла, её сердце колотилось с частотой 142 удара в минуту. Она пыталась сформулировать рациональное объяснение, но впервые в жизни цифры и факты казались недостаточными. Волна паники поднималась внутри неё, заставляя пальцы дрожать.

"Данные были безупречны. Каждая переменная учтена. Каждая цифра проверена. Почему я чувствую это, а не могу объяснить? Почему эти неопределенные ощущения теперь говорят громче, чем все мои расчеты?" – её внутренний конфликт нарастал.

И тогда она увидела это: в кромешной темноте лаборатории образцы в чашках Петри начали светиться. Не обычным биолюминесцентным светом, который она изучала, а чем-то иным – глубоким, пульсирующим, живым. Каждая чашка светилась по-своему.

В чашке перед Мирой земля приобрела странную структуру – она уплотнилась, сформировав миниатюрные террасы и впадины, повторяющие контуры горного ландшафта. И эти крошечные горы и долины слабо светились коричневатым светом.

Возле Дамира жидкость в чашке начала двигаться, образуя водовороты и спирали, светящиеся глубоким синим светом. Она текла против гравитации, поднимаясь тонкими струйками вверх и формируя в воздухе сложные узоры, прежде чем упасть обратно.

Перед Лин образец застыл, покрывшись тонкой кристаллической структурой, напоминающей иней на стекле зимним утром. Кристаллы мерцали холодным белым светом, создавая сложную геометрическую сеть.

И когда Артём, преодолев шок, шагнул ближе к столу, его образец вспыхнул серией микроскопических вспышек – красных, оранжевых, как искры от костра, танцующие в темноте.

На всех экранах, хоть и отключенных, возник символ ⋈, светясь изнутри, словно прожигая темноту саму по себе.

Системы безопасности комплекса "Гея" выдали серию странных звуков – не стандартную сирену тревоги, а нечто более низкое, вибрирующее, проникающее в кости.

– Это не вписывается ни в одну известную мне модель, – прошептала Лин, её научная уверенность рассыпалась, как карточный домик. – Нет объяснения… но это – реальность.

В этот момент свет вернулся так же внезапно, как исчез. Системы лаборатории загружались, экраны моргали, возвращаясь к жизни. Но все четверо стояли неподвижно, глядя на чашки Петри, которые теперь выглядели совершенно обычно – никаких световых эффектов, никаких спиралей.

– Вы все это видели? – голос Лин дрожал, что не было характерно для её обычно механической речи.

Мира кивнула, её интерфейс проецировал сообщение: «Четыре стихии проявились. Земля, Вода, Воздух, Огонь».