Мир внутри меня треснул не от боли, а чтобы впустить что-то большее. Как спящий цветок, раскрывающийся на рассвете. Как лёд на реке, уступающий весеннему теплу. Я слышу шелест листьев за окном – они говорят на своём языке, и теперь я начинаю различать отдельные слова. Узоры света и тени на стене складываются в письмена, которые я всегда видела, но никогда не читала. Четыре нити, сплетающиеся в единую ткань. Четыре потока, впадающие в одно море.

На экране мониторинга за окном на мгновение появилось изображение ягуара. Крупным планом его глаза, в которых отражался комплекс "Гея" и красные огни систем безопасности, включающиеся по периметру. Взгляд древнего существа, наблюдающего за новым этапом старого танца между человеком и природой, технологией и жизнью, контролем и хаосом.

Мира знала – ничто уже не будет прежним. И это только начало.

Лин проснулась резко, вырванная из сна точно по внутреннему хронометру – 05:47. Бледный свет просачивался сквозь полуприкрытые жалюзи, создавая на стене геометрически правильные полосы. Она лежала, не двигаясь, пытаясь систематизировать воспоминания о ночном происшествии на поляне.

Пульс: 76 ударов в минуту. Выше нормы на 12 единиц. Влажность в комнате: 68.4%. Недопустимо высокая. Температура: 22.6°C. В пределах допустимого. Когнитивная функциональность: нарушена.

Вот это последнее и беспокоило её больше всего. Лин привыкла полагаться на свой аналитический ум, точный, как лунные приборы жизнеобеспечения, с которыми она выросла. Но сейчас что-то сломалось в чётком механизме восприятия. Образы и ощущения с поляны не поддавались классификации.

Она сжала и разжала пальцы правой руки, вспоминая странную пульсацию, которая проходила через неё. 7.83 Гц. Почему эта конкретная частота? Резонанс Шумана – не просто физическое явление, это… Лин сморщила нос, подбирая слово, которое никогда не использовала в научном контексте: соединение.

Тихий звук заставил её вздрогнуть: капля воды сорвалась с потолка и упала в маленький аквариум на столе. Лин никогда не держала рыб – в аквариуме размещались её биометрические датчики, защищённые от влажности земной атмосферы. Но сейчас, глядя на расходящиеся от капли круги, она почувствовала странное умиротворение.

Лин села на кровати, вытянув спину по прямой линии, и активировала планшет.

"Эксперимент требует проверки. Немедленно."

Лаборатория биомнемических исследований располагалась в восточном крыле комплекса "Гея". Лин получила ограниченный доступ к оборудованию благодаря её специализации и статусу вундеркинда лунной базы "Артемида".

Светло-серые стены, стерильные рабочие поверхности, равномерное искусственное освещение – лаборатория напоминала Лин дом, привычную среду, где каждое действие имело чёткую последовательность и предсказуемый результат. Она выдохнула, чувствуя, как тревога отступает.

Из маленькой сумки Лин извлекла несколько герметичных контейнеров с образцами, собранными ночью с поляны: почва с места, где формировался узор, фрагменты биолюминесцентных организмов, капли росы с листьев растений около узора. Каждый образец был промаркирован с указанием точных координат и времени сбора.

– Начинаю анализ образца A-17, – проговорила Лин в свой нагрудный микрофон. – Почва из центра спирального узора, внешние признаки: цвет темно-коричневый с включениями минералов высокой светоотражающей способности. Влажность: 42.7%.

Она поместила образец в анализатор, наблюдая, как система разбивает почву на составляющие элементы. Данные начали наполнять экран: содержание углерода, азота, фосфора, кальция… Стандартный состав почвы заповедника.