Вадик, не снимая капюшона, засунув руки в карманы шорт, словно зомби встал, и получив ускорение кулаком в спину направился в сторону корпусов.

Через несколько метров Валентина остановилась, и развернувшись подошла ко мне.

– А вас, гражданин, я попрошу больше к моему мужу не приближаться и на пушечный выстрел, – глядя на меня с нескрываемым отвращением, железным тоном, прочеканила она.

Вот так всегда – вроде ничего плохого не сделал, а во всём виноват. Хотя бы попыталась разобраться в ситуации, а не хамить малознакомому человеку. Если уж на то пошло, то это не она, а моя жена должна возмущаться, что её муж, в принципе непьющий человек, второй раз за три дня возвращается пьяным после встречи с каким-то хануриком.

Ханурик – это я сказал обобщённо, ни в коем случае не подразумевая при этом Вадика, к которому проникся безмерной симпатией.

Алиса, в отличие от Валентины, не возмущалась, а лишь попросила не приставать к сыну с расспросами про учёбу, что я обычно делаю, когда хоть чуть-чуть оказываюсь навеселе.

Она у меня умничка, и никакого перетягивания каната у меня с ней нет.

Я, конечно, не стал спорить с Вадиком о правильности его канатного суждения, но уверен, что если человек захотел увидеть перед собой канат с изо всех сил тянущими его оппонентами, то он его обязательно увидит и будет пыжиться победить в этом противостоянии, которое он сам себе и придумал.

Захочет увидеть стены, и вот они уже перед ним. Прочные такие, без окон, чтобы вдохнуть свежего воздуха и дверей, дающих возможность пройти дальше. Откуда это всё берётся? От воспитания в детстве? А может это отголоски поведения ещё первобытных людей, видевших угрозу жизни в каждом, кто не входил в их племя.

А были ли вообще эти первобытные люди? И точно ли мы все их далёкие потомки?

Эх, спросить бы об этом у Вадика; ведь разгадал же он одним махом тайну мироздания. Но боюсь, что это у меня уже не получится.

Какое же у меня было хорошее настроение всего десять минут назад, но жена Вадика не оставила от него и следа; ведь любому человеку станет не по себе, когда его обвинят в том, в чём он нисколько не виноват, ну если только самую малость.

Тем не менее, досада несколько отступила, когда я усевшись на кровати, стал на коленях записывать две понравившиеся мне фразы из нашей беседы. За одну поставил пять балов, а за шары, несколько поколебавшись – семёрку. Искренность же обоих изречений, я смело оценил десяткой. С каким убеждением это было произнесено Вадиком не оставляло мне другого варианта.

А поговорить с ним мне здесь больше не удалось. Лишь только пару раз, когда, что называется лоб в лоб, сталкивались с ним в обеденном зале, он, не протягивая руки и даже не смотря в мою сторону, почти не открывая губ, сухо произносил – привет.

Его жена меня вообще не замечала, и когда наши маршруты случайно пересекались, сворачивала в сторону или делала вид, что меня знать не знает. Всё говорило о том, что она тоже является активным сторонником идеи перетягивания каната.

Тех читателей, кому понравился, столь приглянувшийся мне Вадим, хочу обнадёжить. Через несколько месяцев я вновь встретил этого интересного человека, причём совершенно случайно, во всяком случае – в моём представлении. Но Вадик убедил меня в обратном.

Хотя не следует забегать вперёд, а обо всём по порядку. Не стану торопить события, а расскажу вам об этом, когда придёт время.

***

Самое удивительное, что о столь понравившихся мне шарах я вскорости услышал снова, правда совершенно в другой обстановке и от абсолютно непохожего на Вадика ни по возрасту, ни по характеру человека. Да и шары были другие, но шары же.