Разговор под пиво шёл своим чередом, и я пока не знал, как подвести его к столь заинтриговавшим меня, таинственным шарам. Время стремительно шло, а уверенности в нашей следующей встрече за этим столиком не было никакой. Уж больно серьёзный оппонент находился у Вадика на другой стороне его каната.

Мне ещё при первой встрече стало понятно, что Вадик относится к тем людям, которым прямой вопрос ни в коем разе задавать нельзя, а необходимо сделать так, чтобы он сам решил всё рассказать. Как я уже говорил, в противном случае, собеседник может закрыться, и того, что хотел, ты от него никогда не добьёшься. Но сейчас я был уже почти в отчаянье, и готовился вот-вот пойти во-банк, но всё же решил не торопиться и попробовать как-то спровоцировать своего визави.

– Может завтра с утреца, по холодку поиграем в пинг-понг, постучим, так сказать, шариком по столу, – предложил я, сделав некоторый акцент на слове шарик.

– Не-е, я в это не играю, – отмёл этот вариант Вадим, делая мощный глоток.

– Тогда давай погоняем шары в бильярд, – предложил я альтернативу.

– Ну, это ещё можно, – без большого энтузиазма, согласился он.

Тут я заметил, что его уже слегка затуманенные глаза резко оживились и заблестели, словно их натёрли полировальной пастой.

Это был явный признак того, что ещё чуть-чуть, и я добьюсь нужного мне результата. Осталось лишь слегка подтолкнуть, чтобы искомый мною шар скатился в лузу, а мой собеседник открылся во всей красе. Эх! Знать бы хоть что-то про эти неведомые шары, хотя бы самую малость.

Но я ничегошеньки не знал, не идти же в самом деле к его жене и спрашивать, что она имела в виду, когда выговаривала за них Вадику. И поэтому предпочёл промолчать, надеясь, что набухший бутон сам через какое-то время раскроется и поразит ни с чем несравнимым великолепием. В итоге так всё и произошло.

Через полминуты тишины, за которые Вадик, явно о чём-то думая, успел допить стакан, он вдруг, смотря мимо меня куда-то вдаль, спокойным, искусственно равнодушным голосом произнёс:

– Знаешь, а я категорически не согласен с теорией Большого взрыва.

В начале я даже не понял, о чём это он.

– С чем ты не согласен? – переспросил я, не будучи уверенным, что не ослышался.

– А с тем не согласен, что Вселенная образовалась в результате взрыва какой-то там неведомой никому точки с бесконечной плотностью и температурой! – фразу он начал обычным голосом, а закончил чуть-ли не криком. Хорошо ещё, что не ударил кулаком по столу.

Я замер и упёршись в него непонимающим взглядом, молчал.

– Слышь, ты можешь представить себе такую точку? – смотря мне в глаза, и ткнув в плечо, возбуждённым голосом спросил он, при этом ещё ногой под столом заехав мне по голени.

– Честно говоря, я по этой теме многое чего не могу себе представить.

– То-то и оно. Никто ничего не может представить, а всё лезут туда же.

Кто, куда и зачем лезет я даже не стал спрашивать.

– Так знай, что не было никакой точки, а был огромный цилиндр, – уже полушёпотом, заговорчески произнёс Вадик. Понимаешь, о чём я говорю?

Я на несколько секунд закрыл глаза, и ощутил, как учащённо, словно в такт стремительному метроному, стало биться сердце.

– По правде говоря, пока вообще ничего не понимаю, – признался я, в нарушении моих правил общения с собеседниками, которые никоим образом не предполагали подобного откровенного ответа.

Можно уточнять детали, не соглашаться с трактовкой каких-то несущественные моментов, в конце концов предложить свою версию, но сказать. что ничего не понимаю – так было делать категорически нельзя.

Благо, Вадик настолько был увлечён своими мыслями, что не обратил внимание на столь непростительную в других случаях оплошность.