Случайный трофей Ренцо Екатерина Бакулина
1. 1. Илойский трибун
Девчонку Ренцо выиграл в кости.
Хотя, выигрышем это назвать сложно, Гарпию просто сбыли с рук, возиться с ней – себе дороже. Дикая. Но настолько красивая, что Тони Мастронзо, купивший ее за бесценок еще на рынке у Иримина, не оставлял попыток укротить до сегодняшнего утра. Сегодня – она едва не перегрызла ему горло.
Теперь от красоты мало что осталось – все лицо в кровоподтеках. Обнаженное тело совсем тонкое от истощения, едва не прозрачное, все ребра видны. Руки растянуты между прутьями клетки, привязаны и запястья содраны до кости. Глаза закрыты. Клетка маленькая, здесь невозможно ни встать в полный рост, ни лечь. Тони боится ее даже сейчас.
Дикая и почти безумная, как говорили, животное, а не человек.
Но Ренцо видел больше.
Он видел отчаянье и ненависть в ее огромных глазах, но не безумие. И не страх. Решимость.
Видел, как она пела песню ветру.
Гарпия была джийнаркой, чистокровной. Тех самых чистых и древних кровей – рыжая и золотоглазая. Дурная кровь, как говорили. Но это значило, что свободу она ценила превыше всего, превыше жизни. Силой ее не укротить.
Да и не Гарпия… но как звали девчонку на самом деле, Ренцо не знал.
Зачем она ему – не знал тоже.
Знал лишь, что рабыня-джийнарка – большая ценность, если найти к ней подход.
Через неделю они будут дома… бог ты мой, спустя пять лет! На виноградники ее отправить? Если выживет. А там будет видно…
- Забирай ее! – Тони смеялся, сложив на животе толстые мягкие руки. – С клеткой ведь возьмешь? Я за клетку прошу не дорого, всего полторы тысячи лир, только для тебя, трибун. Бери, не обеднеешь.
- За девчонку ты заплатил сотню.
- Девчонку я отдаю тебе даром. Она твоя. Но хорошая крепкая клетка и спокойный сон – стоят дороже.
- За полторы тысячи можно купить хорошо обученного раба.
- Ты торгуешься, трибун? – Тони довольно и жадно ухмылялся.
- Нет, - сказал Ренцо, - не торгуюсь. Я возьму ее так. Открывай.
Тони помрачнел, потер шею, где отчетливо виднелся след от зубов.
- Не шути, трибун! Если тебе надоело жить, то мне еще не надоело. Она убьет сначала тебя, потом… Я отдам тебе клетку за тысячу.
Ренцо покачал головой.
- Мне не нужна клетка.
- Восемьсот!
- Ты теряешь хватку, Тони. Открывай.
- Э-ээ, хитрый Лоренцо! – Тони вновь неуверенно засмеялся, погрозил пальцем. – Я знаю, чего ты хочешь! Ты хочешь, чтобы я подарил тебе клетку так?! Думаешь, я испугаюсь настолько, что сделаю это? Нет. Восемьсот и точка!
Ренцо подошел и остановился у двери, давая понять, что пустые разговоры ему не интересны.
Тони нервничал.
- Семьсот пятьдесят, трибун! Только для тебя. И мои парни сами отнесут клетку к твоему шатру.
Ренцо протянул руку, ожидая ключ. Видел, как девчонка в клетке вздрогнула и чуть вытянулась, прислушиваясь, не открывая глаз.
- Что ты будешь с ней делать, трибун?
- Ты не знаешь, что делать с женщинами? Ты евнух, Тони?
Нет, Ренцо собирался сделать несколько иное, но объяснять сейчас бесполезно. Так проще.
Тони поджал губы, почти обиженно.
- С ней? Она отгрызет тебе яйца, трибун. И придется искать нового командира.
- Не придется, мы уже дома. А ты хочешь на это посмотреть? – поинтересовался он. - Давай ключи. Иначе я позову кузнеца и сломаю замок.
В конце концов, Тони сдался.
Чтобы пролезть внутрь, Ренцо пришлось пригнуться.
- Эй! – тихо позвал он. – Я заберу тебя.
Во что он ввязывается?
Девчонка не шелохнулась. Она почти висела на руках, ее держали только веревки, а ноги не держали вовсе. Тощая. Едва наметившиеся бугорки девичьей груди и впалый живот. Ребро сломано, или, по крайней мере, трещина в нем – бок посинел и припух. Разбитые губы, кровь запеклась.
- Я заберу тебя, - тихо повторил Ренцо по-джийнарски.
Он был уверен, что девчонка сносно понимает и илойский язык, но сейчас будет правильно говорить с ней именно так, скорее отклик.
Она не ожидала и не поверила, распахнула глаза разом. Огромные, золотые глаза на пол лица. И жгучая ненависть в них… и лишь в самой глубине, на дне, капелька удивления.
- Ты ведь меня понимаешь? – сказал Ренцо по-джийнарски. – Теперь ты принадлежишь мне. Сейчас я заберу тебя с собой. Перережу веревки.
Нельзя сказать, что он знал язык в совершенстве, но за пять лет успеваешь выучить многое. Объясниться, по крайней мере, в состоянии.
Медленно достал нож, без резких движений. Не стоит пугать, если хочешь добиться понимания.
Стоять, согнувшись, было неудобно.
- Сначала я освобожу одну руку, - тихо сказал он. – Вот так… Теперь другую.
Ее правая рука бессильно повисла плетью, но лишь на пару мгновений. Гарпия почувствовала свободу. Еще мгновение, и она бросилась вперед, что есть силы вцепившись ногтями и зубами в руку Ренцо, державшую нож. Ему стоило усилий не дернуться и не ударить ее, только замереть, пережидая.
Девчонка яростно зарычала, вгрызаясь сильнее, со всей ненавистью. Ренцо стиснул зубы - от пальцев до самого плеча пронзило острой болью. Вдох-выдох. Надолго ее сил не хватит. Нужно лишь чуть-чуть переждать, и еще немного, чтобы не дрогнула рука и голос.
Прокусила. Сквозь рубашку. На предплечье, чуть выше запястья, расползается алое пятно.
- Ты пьешь кровь? – холодно спросил Ренцо.
Девчонка вздрогнула, разжала зубы, резко отстранилась, словно опомнившись, вытерла губы тыльной стороной ладони. Мотнула головой.
- Тогда зачем? – спросил он. – Если будешь вести себя как животное, я могу ударить тебя. Если как человек – мы сможем договориться.
Ее глаза сверкнули ненавистью и презрением. В возможность договориться она не верила.
Но, по крайней мере, готова слушать – значит все не так плохо.
- Теперь вторую руку, - сказал Ренцо. – Только давай без глупостей. Для того, чтобы вернуть свободу – нужно сохранить жизнь.
- О чем ты говоришь с ней? – окликнул Тони. – У тебя кровь, ты разве не видишь…
Несколько тяжелых капель стекало по пальцам, падая на пол клетки. Пальцы чуть подрагивали.
- Ты думаешь, я боюсь крови? – удивился Ренцо. – А с девочкой нам есть о чем поговорить. Она обещала мне, что будет вести себя прилично.
- Она не сказала ни слова.
- Ты просто не умеешь слушать, Тони. Она хочет выжить и, однажды, темной ночью, прийти и свернуть твою жирную кабанью шею своими тонкими пальчиками. Ради мести стоит жить, не правда ли?
Ренцо ухмыльнулся.
Бросил короткий взгляд на Гарпию, успев заметить, как в уголках ее губ тоже мелькнула тень улыбки. Всего лишь тень, но даже этого достаточно. Хорошо. Она еще очень молода и ее не успели сломать окончательно.
И еще – она совершенно точно понимает илойский.
- Сейчас я перережу веревку, - снова на джийнарском сказал Ренцо, - и мы пойдем.
В этот раз она не кусалась. Затаившись, словно пытаясь понять, чего ей от Ренцо ждать. Едва не упала, колени подогнулись, ухватилась за прутья.
- Тебе не холодно? – спросил Ренцо. – Сейчас…
Сунул нож на место и быстро стянул с себя рубашку через голову. Надел на Гарпию, заставил ее, словно ребенка, просунуть руки в рукава. Она слегка опешила и почти не сопротивлялась, только руки ее не гнулись, словно деревянные. Ничего. Дело даже не в тепле, но одежда дает ощущение защиты, и это успокаивает.
И еще – на рубашке его запах и запах его крови. Гарпия чувствует, ее ноздри чуть подрагивают.
Но принимая его одежду – она, в какой-то мере, принимает его покровительство. Рубашка мешком висит на худых плечах Гарпии. В ее глазах что-то меняется, расширяются зрачки – то ли ужас, то ли надежда, не разобрать.
- Идем, - Ренцо поднимает девчонку подмышки, поддерживает, ведет из клетки прочь.
За дверью с наслаждением выпрямляется в полный рост, расправляет плечи. Чувствует, как Гарпия тоже пытается выпрямиться после стольких дней, вдохнуть полной грудью. Высокая. Она ведь почти одного роста с ним! Хотя Ренцо и сам совсем не маленький для человека, не дракон, конечно, но все же. Древняя кровь? Джийнарская… ургашская даже.
Он даже успевает подумать, что когда девчонка придет в себя, то с ней реально не справится… остается рассчитывать только на опыт.
Но пока - всего два шага, и она без сил падает Ренцо на руки, едва не теряя сознание, щеки белые, как снег. Он подхватывает. Такая легкая, просто удивительно. Невесомая.
- Идем, - говорит тихо. – Сейчас…
И вот так, с девчонкой на руках, идет через весь лагерь.
* * *
Когда Гильем, старый слуга Ренцо, увидел девчонку, то пришел в ужас.
- О, сеньор! Но это та… из клетки! Она дикая! Сеньор… Она же не останется здесь?
- Останется, - сказал Ренцо. – Возьми циновку, чистую простыню, одеяло, и постели здесь, у стола. Потом принеси побольше теплого молока, спроси, осталась ли утренняя каша, которую готовили для солдат. Если не осталась, скажи, чтобы сварили хороший бульон. И принеси лепешек. Потом позови врача, гильдейского, Деметри. Понял?
Гильем скривился, давая понять, что ничего хорошего он о девчонке не думает.
- Зачем ей чистая простыня, если сама такая грязная, - буркнул под нос. – Она же захочет убить вас, сеньор. Зачем? Лучше вернуть ее назад.
Но стелить бросился тут же, потому, что Ренцо так и стоял, держа Гарпию на руках. Ничего, пусть ворчит, Гильем сделает все, что ему скажут, даже больше, и все что в его силах для молодого господина... хотя, какого уж там молодого, вон седые волосы появляются висках.
- Готово. Кладите ее сюда, сеньор.
