Непреложно, расчищая грядущим ложе

Оседающим в травах вздохом,

Шепчем сами себе – «неплохо».

Я чувствую время, пробегающее под кожей

Холодными струями, что похожи на

Голоса, раздающиеся в прихожей

Тяжело больного. Моя вина,

Как и времени, в сущности, – скоротечность.

Я, желая пить, но боясь вина,

Отжимаю своей каждый день сердечной

Сантиметры, которых уже стена,

Воплощая победу живого в малом,

Мышцей плещет и плещет о ребра сна.

Не попробовать многого, и не через,

Разводя руками вразлет листву,

Я войду повторно, по звездам сверясь,

В ту же реку,

И в ту же войду весну.

Пылясь и тлея в полутьме, теряя жесткость,

Вещь возвращается в исходное ничто,

Оставленная времени. Так место,

Согретое телами, слово «кто»

Теряет в памяти, оправдывая плоскость

Как форму безразличия. И детство

Так брошенное карточкой в альбом —

Уже не согревает. И раздеться —

Скорее труд, чем празднество бытья.

В итоге, как в младенчестве белья

Изнанка пачкается больше. И струя

Все медленнее покидает сердце.

Дома как конские зубы,

Ломя замерзшую челюсть

Безводным и синим небом

В провалах меж крыш, стоят,

Рождая о ветер шелест

Бетона, стекла – и где бы

Среди отвердевшей кожи

В окне ни впечатан взгляд —

Я вижу тебя – где Вега

Восходит бескровным светом,

Где я, норовя при этом

Укрыться в тебе, подряд

Листаю шаги и камни

Растрепанным силуэтом,

Из всех на земле желая

Возможных и нет наград —

Смешаться с листвой и ветром,

И пешкой поставить мат!

Над жаром лопаясь как дантов ростовщик,

Спадает небо пеленой за полднем. Берег

Теснится – между ямами с водой, сквозь «ж» кустов,

Вдоль ссадин и камней – там, мой бесцветный вдох

Где с грохотом проваливался вниз,

И где хрипит остов. Где наволочки дней,

Как в бедном пансионе, не в размер

Нутра. Где став еще бедней

Фигуру между запятыми на,

С усилием карабкается ввысь

Краб вечера, строку кончая точкой,

Шаблоном вдавленной в овал глазного дна.

Иду вдоль берега… Вокруг лежит страна.

I

Необратимость, спутница жизни,

Суть – воплощенье бессилия,

Окаменевший признак,

Вмятина времени. Синее,

Что я вижу в твоих глазах,

Прежде капризных, мертвых

Раз навсегда отныне,

Как о дорогу стертых

До основания – иней.

II

Смерть страшна ожиданием смерти.

Невозможностью думать. Отсутствием мерки

Событию, не имеющему запаса

Времени впереди себя. К этому,

Война еще – невозможность верить

В разумную жизнь, где череп,

Или прочая кость – целы, вдалеке от пули,

Ищущей что-то в теле.

Где в ровно стоящем стуле

Не видишь покой, – но только

Под виселицею стойку.

Стоя в дворах, камнем вымощенных,

Растираю блестки редкого снега

На пальто. Под фонарями и звездами

Хочется сказать о том, что вымещено

За пределы слов.

Сдавлены грунтом мои деды. С ними

Нетленны как кости – пуговицы,

Может, часов золотой овал – кто уже помнит,

Что в вечность клал.

Не фараоны, и не описано,

Что, уходя, оставлять на палубе

Красных корабликов, лежащих, высунув

Звездочки на жестяных обелисках.

И рассказать о каком-то Я,

Жадном и скучном,

Не много смысла.

Я хоть не вечен, и Я обвисло

Складками с ребер и с мозга мыслью —

То ли мне будет еще казаться…

Но мне приятно себя касаться.

Знаю, что есть уже где-то камень,

Рядом с которым я буду годы —

Все мои складки, все то, что роды

Матери мне на дорогу дали,

Все до костей —

И восторг печали

И островки прогрессивной мысли.

Приуменьшаю свои детали

Ради размытого в пятна смысла.

Перевожу от минуты стрелку

В сторону моря и где-то солнца,

Скрытого морем. Давно превысил

Точность метиогидроцентра

Круг в кожуре серебристых лысин

Звезд и планет. В гороскопах карма

Вьется меж циркуля и линейки.