– Ненавижу… ненавижу его… – Денис снова сорвался и зарыдал. – Почему просто так взял и умер, просто взял и ушел, бросил меня. А как мне дальше жить? Что мне дальше делать? Кто мне поможет?

Рекс, который лежал на полу тише воды ниже травы, вдруг тихо зарычал – Денис осекся.

– Слышь, интеллигент, я такие разговоры не уважаю, – нахмурился водитель. – Да и собачка моя, как видишь, тоже. Он что, назло тебе умер? Он жизнь как смог прожил. Сколько смог, столько по земле и проходил. Ты уже не маленький. Пора самому себе помогать и матери быть опорой. Тебе одному плохо? А ей каково, как думаешь? Ты себе вопросы задавай, а не на других обижайся…

Денис поначалу и правда по-детски обиделся, но потом понял, как глупо он выглядит со своими слезами и нервными срывами. Ему стало стыдно, он вспомнил о матери и сестре. А ведь и правда, им-то сейчас тоже тяжело.

– Мне это не очень нравится, – сказал Денис.

– Что не нравится? – удивился Валерий Никитич.

– Я понял, о чем вы говорите, – тихо, будто про себя, прошептал Денис.

– Что ж не понять, проще некуда. Смотри в себя, а думай о других.

Парень осторожно посмотрел на шофера.

– Ну что, легче стало? – спросил тот.

– Да, стало, – рассеянно сказал Денис.

– Да ты не бойся, – рассмеялся Валерий Никитич. – Смотришь на меня, как на какое-то чудище. Думаешь, я так вот не барахтался? Да я, может, и побольше твоего дров наломал. А потом понял, что к чему. Что так, побрякушки, а что настоящее. Пока молодой, смотришь на побрякушки, а потом начинаешь глядеть в себя и понимаешь, где мишура, а где настоящее.

– Да, точно! – воодушевился Денис. До сегодняшнего дня его ничего не интересовало, кроме дискотек, модных брендов, ярких девчонок, но все это вдруг потеряло свою ценность. Грубый, косноязычный водитель с обветренным лицом оказался философом и психологом в одном лице.

– Жизнь – это как трасса. Есть пункт А и есть пункт Б, но главное, не куда ты едешь, а как ты по этой дороге проедешь. А вот и твой поворот на Старолюбовку, – сказал Валерий Никитич, кивнув на указатель.

– Ну, деточка! Поплачь, если надо, – успокаивала Свету проводница. – Все наладится, вот увидишь.

– И как, интересно, все наладится?

– Пройдет, отболит. Но шрам останется.

– Вы не понимаете, мне не столько больно, мне… мне почему-то страшно стало жить без него. Уж лучше бы мне было больно, уж с болью я бы справилась.

– Ну это как сказать, – покачала головой Вероника Ивановна. – А почему ты считаешь, что его больше нет?