– Владимир.

– И что было дальше?

– Когда аборт было поздно делать, он ушел... И не вернулся, Карина. Потом я узнала, что забрал документы и уехал на родину, а меня не захотел знать. Я беременная, одинокая, без жилья… Совсем молоденькая. Что было делать? Я отвезла тебя бабушке. Я же не бросила тебя…

– Да, мам. Не надо…

Не продолжай, хотелось сказать. Слишком много личного было в рассказе, да еще меня там словно не фигурировало – только сухие факты – родилась, мешала, попала в безвыходное положение.

– Прости меня, – говорит она. – Я совсем девчонка была… Не справилась.

Мама недолго молчит, утонув в тяжелых воспоминаниях.

– Я же поэтому и звоню, Карина… Беспокоюсь за тебя. Мужчинам нельзя верить. Ты уверена, что не ошиблась? Что не останешься на улице беспомощной и брошенной, как я когда-то? Это жизнь, Карина. А в ней чаще лучше синица в руках, чем журавль в небе. Я уверена, что твой мужчина нечестен с тобой.

Мама кладет трубку, и я остаюсь в оглушающей тишине палаты.

Сестра ей все рассказала.

Держу руку на животе, думаю о маме, ее звонке и прошлом. Надо бы позвонить Ленке и выяснить, с какой стати она болтала с мамой… Но скоро будет самый сложный этап беременности.

Ну их.

Это все можно отложить на потом. Я с концами отключаю телефон, чтобы больше меня никто не тревожил.

Перебираю пальцами на плоском животе.

Интересно, я когда-нибудь смогу ощутить, как пинаются дети?

И все же звонок мамы вызвал тревогу…

В чем-то она права.

Мужчинам нельзя верить. Я по своему мужу знаю это… А Яру доверилась. Что будет, если все разовьется не по моему сценарию? И я, как и мама когда-то, окажусь на улице, без денег и помощи, как мама когда-то? И самое смешное, у меня даже такой мамы, как у нее не будет… Не к кому будет отвезти крошек.

Да и не расстанусь я ними никогда, если выношу. Она не привязалась ко мне, как должна привязаться мать к младенцу. Поэтому отдала. Я ей жизнь испортила. А для меня эти дети и есть жизнь.

Вздыхаю.

Почему жизнь такая трудная? Любовь, семья, дети – почему так тяжело?..

Мне некуда будет пойти после развода.

И я доверила человеку, которого почти не знаю.

Кажется, первая эйфория проходит… На спине появляются холодные мурашки, когда осознаю ситуацию, в которой оказалась. Спасибо маме, открыла глаза… Только невовремя.

До восьми недель время проходит быстро.

Я отключаю телефон, чтобы больше не рисковать.

Яр приходит каждый вечер. Но от этого не легче. Это короткие встречи. Мне приносят безделушки, фрукты, и… никаких известий снаружи. Весь мой мир – эта палата. Шестое чувство подсказывает, что, когда выйду отсюда, на меня обрушится шквал плохих новостей…

Конечно, Яр не говорит ничего. Держит покер-фейс.

Только я шкурой чувствую проблемы.

Мне прописывают постельный режим. Я полна мрачной решимости – пусть будет, что будет, но я сделаю все, что зависит от меня.

Начинается самая трудная… Девятая неделя.

Девятая неделя, которая всегда заканчивалась неудачей, как бы не успокаивали врачи и какие бы не внушали надежды...

Первый день кошмара встречаю, грустно глядя в серый потолок.

Мне нужно пролежать семь дней почти без движения, надеясь на лучшее. Как не сойти с ума от страха? За окном начинается рассвет. Так паршиво, что хочется выть.

Со мной сидит медсестра.

Телефон мягко забрали и теперь связи с внешним миром нет вообще. На тумбе лежит стопка надоевших книг и журналов. Я не могу ничего делать. Испуганный мозг ни на чем не сосредотачивается. Лежу и со страхом прислушиваюсь к себе.

Шесть против одного.

Шесть!

И врач думает, я смогу поверить в хороший исход?

По щеке скатываются слезы, хотя я обещала не плакать. Но не могу. Повернув голову, смотрю в окно. Лето скоро закончится. Говорят, лето – маленькая жизнь. Интересно, смогу ли я доносить эту жизнь до того, как с деревьев полетят первые листья?