Лишь в случае признания свидетельских показаний надлежащими и достаточными суд мог перейти к следующему шагу. Однако при рассмотрении дела Иисуса, несмотря на недостаточность свидетельств, суд продолжился. Можно, конечно, возразить, что указание на это являлось оценкой самого Марка, а не суда. Но в том-то и дело, что все последующие действия судей подтверждают: вывод о недостаточности свидетельств – это их вывод, а не Марка. Более всего в этом убеждают последующие слова самого Каиафы: «на что еще нам свидетелей? Вы слышали богохульство; как вам кажется?» (Мк. 14:63—64).

Из этого полувопроса-полуутверждения, обращенного к членам синедриона, ясно следует, что, несмотря на недостаточность свидетельств, первосвященник не собирался закрывать дело.

Исправить положение могло лишь привлечение новых свидетелей. Но их не было. В такой ситуации дело подлежало прекращению. Но Каиафа вместо этого взял инициативу в свои руки и стал убеждать судей в том, что у синедриона есть основания для осуждения Иисуса.

Правосудие в этот момент закончилось. Именно здесь четко вырисовывается линия водораздела, обозначившая переход к открытой расправе над Иисусом, ранее камуфлированной под некое подобие законного судопроизводства.

Через весь текст Законов о свидетельстве Маймонида красной нитью проходит правило – древний закон «никого не осуждает на смерть на основании его собственных признаний». Но по делу Иисуса именно это и произошло! Потерпев неудачу при проведении «тайного розыска», первосвященники, видимо, в очередной раз решили спасти положение с помощью «царицы доказательств». Не исключено, что именно с этой целью Каиафа воспользовался специальной правовой нормой о клятве: «заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий!».

Обязанием дать показания под клятвой первосвященник попытаться восполнить одиночное (недостаточное) свидетельство и с этой целью использовал специальную правовую норму, позже закрепленную в кодексе Маймонида: «…на основании показаний одного свидетеля можно обязать человека дать клятву» (Законы о свидетельстве 5:1).

Ответ Иисуса на заданный первосвященником с применением клятвы (заклинания) вопрос был утвердительным и именно в этом смысле был воспринят Каиафой и членами суда.

После этого Каиафа, выражая свой ужас перед богохульными словами, разодрал свои одежды, констатируя таким образом, что Иисус богохульствует.

Видя этот фарс, наблюдая изначально запланированное желание вынести Ему смертный приговор, Иисус открыто объявил Себя Сыном Божиим. За эти Его слова судьи-обвинители ухватились как за спасительную соломинку, не понимая, что тем самым окончательно отрезают себе все пути к выяснению истины. Они не посчитали нужным озаботиться вопросом о вине Иисуса. Возможно, умышленно пошли на применение норм чрезвычайного правосудия, чтобы не поднимать вопрос о вине. А значит, – и о своей собственной вине за неправосудный приговор. Такой выбор они сделали еще до суда, спланировав убийство в форме судебного фарса. Поэтому мы и говорим, что состоявшийся процесс был не судом, а судебной расправой, закамуфлированной под формальную законность. А отсюда проистекает все остальное – предвзятость, поиск лазеек и изъятий в Законе, попытки сфабриковать доказательства до начала суда. То есть Анна и Каиафа изначально для реализации своей преступной цели, стали выискивать в Законе правовые нормы, которые позволяли, по их мнению, придать убийству легитимность.

Суд над Иисусом наглядно показал, что до правды и истины доходят сердцем. А, прикрываясь законом, можно творить произвол.