Они никогда не садились вместе за стол и не следовали общему распорядку: кто проголодался, выходил из Обители, а потом возвращался, вытирая губы, – значит, угостился дикими ягодами, закусил червяками, а может, сорвал на чужом огороде редьку или кукурузу и съел сырой. Если кто из небожителей разводил огонь, чтобы приготовить себе обед, трое остальных поднимали его на смех за привязанность к мирским привычкам – по их мнению, разведение огня отнимало слишком много сил. Они ничем не владели – само собой, и в Обители бессмертных они жили на птичьих правах. Но не было на свете того, чем бы они не владели, как говаривал Ма Мин: «Горы и реки никому не подвластны, лишь праздный над ними хозяин». Целыми днями они предавались безделью, играли в сянци[23], напевали арии из местных опер, созерцали картины природы, поднимались на горные вершины и озирали мир с высоты, вбирали в сердце горы и воды, соединяли в чреве древность и современность, и в облике каждого из пустобродов сквозило достоинство отшельника, что отрекся от суетного мира ради бессмертия и одинокого восхождения к миру горнему. Первое время деревенские не могли без смеха смотреть, как небожители «восходят к вершинам». В ответ пустоброды сами потешались над деревенскими, дескать, они целыми днями суетятся, едят, чтобы работать, работают, чтобы поесть, отец трудится ради сына, сын – ради внука, до самой старости гнут спины в поле, точно скотина, как их не пожалеть? Скопи ты хоть гору монет – человеку нужно всего пять чи[24] ткани, чтобы одеться, и чашка риса, чтобы насытиться, так что никакому мирскому богатству не сравниться с тем, чем владеют они, которые дружат с солнцем и луной, кому земля и небо – родной дом, чьи часы и минуты наполнены созерцанием красоты, кто встречает каждый день как праздник – вот настоящие богачи и аристократы!

Потом люди насмотрелись на пустобродов, как они слоняются по округе среди бела дня, и перестали обращать на них внимание. Даос Инь, один из четырех небожителей, иногда уходил проводить ритуалы в дальние деревни. Ху Второй просил милостыню в уездном центре – бывало, по несколько месяцев не возвращался в Мацяо. Однажды из уездной управы спустили распоряжение: являясь в город просить милостыню, мацяосцы порочат репутацию уездного центра, деревенское начальство должно принять строгие меры. Если эти попрошайки в самом деле оказались в бедственном положении, необходимо оказать им материальную помощь, мы социализм строим, а у вас люди от голода помирают. Пришлось дядюшке Ло, который в ту пору был старостой, отправить деревенского счетовода Ма Фуча в амбар, чтобы он насыпал там корзину зерна и отнес в Обитель бессмертных.

Но Ма Мина было не взять голыми руками, он уставился на Фуча и заявил:

– Даже не думай! Где это видано, чтобы в подарок приносили пот и кровь трудового народа?

В его словах был свой резон, и Фуча пришлось отнести корзину обратно в амбар.

Ма Мин не принимал подачек и даже не пил воду из общего колодца. Колодец строили без него, он не носил глины, не дробил камня, потому и пользоваться им отказывался. Питьевую воду Ма Мин брал в ручье за две или три ли от деревни, под тяжестью кадки с водой все косточки в его щуплом теле перекручивались, на лбу вздувались жилы от натуги, дыхание сбивалось, Ма Мин, корчился, охал, стонал и через каждые два шага останавливался передохнуть. Деревенские жалели его, говорили: колодец общий, возьмешь ты себе немного воды, от нас не убудет. Но Ма Мин отвечал, стиснув зубы:

– По трудам и воздается.

Или разводил свою тухлую философию: