Продолжалась борьба между Русью и Швецией, и Приладожье переходило из рук в руки. Не раз смиренные обители на ладожских островах переживали тяжелые испытания. Особенно страшному разгрому Валаамский монастырь подвергся в 1611 году, во времена Великой смуты на Руси, когда шведы под личиной союзников вторглись в ее северные пределы. По свидетельству возглавлявшего обитель в конце XVII века архимандрита Макария, год ее опустошения недругами был предвозвещен преподобными Сергием и Германом.

В ходе Северной войны, которую вели император Петр I и императрица Елизавета, Приладожье, как казалось, было окончательно закреплено за Россией. Валаамский монастырь уцелел при гонениях, которые воздвигла на святые обители императрица Екатерина II. В XIX веке начался духовный расцвет Валаама. Этому не помешала даже военная удача Александра I, тяжело отразившаяся на православном населении края. В результате победы, одержанной в 1809 году над Швецией, в состав Российской империи вошла Финляндия. Александр I, желая всячески обласкать новых подданных, даровал Финляндии статус Великого княжества и практически полное самоуправление; более того, к Финскому княжеству был присоединен бывший до того российской губернией Приладожский край. (Несмотря на императорские привилегии, Финляндия так и осталась для империи чужеродным придатком. Впоследствии финские власти укрывали на своей территории разнообразнейших заговорщиков: и террористов-цареубийц, и анархистов, и большевиков, прятался там и «вождь революции» Ленин.) Православные жители Приладожья оказались под властью лютеранского Сената; Православие в Финском княжестве стало второстепенной религией, которую только терпели и исподтишка теснили. В сознании простых русских людей Финляндия по-прежнему оставалась заграницей, чужой землей. (Так, иеросхимонах Михаил (Питкевич), в молодости получивший от старца благословение отправиться на Валаам, поначалу не хотел идти на чужбину.) Но несмотря ни на что, светоч Валаамского Спасо-Преображенского монастыря разгорался все ярче. Сюда стремились самые мужественные ревнители благочестия, искавшие на северном острове «жестокого жития» во славу Божию. Среди тогдашних иноков бытовала поговорка: «Кто суров, тому путь в Саров, а кто совсем упрям – тому на Валаам». Здесь, среди дружной иноческой семьи, угождали Господу подвижники самых разных духовных дарований. Существует умилительный рассказ о двух валаамских старцах. Один – строжайший аскет, вкушавший только хлеб и воду, ни с кем не общавшийся молчальник – поселился под сенью высоких мрачных сосен, куда никогда не проникали солнечные лучи. Другой – веселый пасечник, любитель попить чайку с медком – ходил в белой аккуратненькой ряске, привечал любых гостей, звонким тенором распевал хвалы Богородице, а для кельи своей отыскал светлое местечко среди белоствольных березок. Среди братии оба эти старца были «равне почитаемы».

Валаамская обитель явилась духовной опорой не только для православных жителей края, но и для всей России. Вслед за преподобным Серафимом Саровским и великими оптинскими старцами опытные валаамские подвижники приняли на себя труд духовного наставничества – возрождаемый на Руси спасительный для множества душ подвиг старческого окормления народа.

По числу паломников Валаам стал равен знаменитым Лаврам: Троице-Сергиевой и Киево-Печерской. У гроба преподобных Сергия и Германа совершались чудесные исцеления телесных болезней, а рядом находились врачи душевных немощей – старцы, готовые прийти на помощь заблудшим и кающимся грешникам. Оптина пустынь притягивала к себе срединную, старинную Россию; на Валаам стекались издерганные дети Нового времени, из имперской столицы – Петербурга-Петрограда. И все эти массы людей, ищущих утешения и совета, обретали душевный мир, вставали на путь спасения под руководством мудрых старцев.