***

«Постепенно возобновились занятия в школах. Называть это «хождением в школу» – слишком громко. Мы просто собирались в палатках, и нашей главной задачей было выжить в этом холоде. Кто как мог: в каких-то тряпках, старой обуви… всё, что могло хоть немного согреть наш импровизированный класс.

Первые месяцы, первые годы были самыми трудными. Вместо уроков все делились своими историями, а я, как всегда, не хотела рассказывать о своей боли.

После встречи в больнице я больше не видела Антуана. Он был сильно занят организационными делами, и я всё время скучала по нему.

Общаясь с Антуаном, которому на тот момент было 26—27 лет, я узнала, что многие юноши и девушки в его стране не женятся и не выходят замуж в таком возрасте, и я спрашивала, почему?

Он объяснял, что в их культуре не принято так рано создавать семью. Для них важнее образование и карьера, а уже потом создание семьи. Эта информация никак не укладывалась в моей голове, потому что в моём мире действовали другие законы. Для нас самым важным было закончить 10-й класс и обязательно выйти замуж. Если девушка заканчивала 10-й класс и в течение года не выходила замуж, ей было очень сложно потом найти пару, потому что считалось, что с ней значит что-то не так.

Парни могли жениться позже, а вот для девушки это был приговор. Поэтому уже с шестого-седьмого класса родители потенциальных женихов начинали присматриваться, узнавать, рассматривать, какая девушка достойна стать членом их семьи. «Достоинство» заключалось в покорности, красоте, умении хорошо убираться и готовить, и, самое главное, в уважении к старшим. Выходя замуж, девушка не шла за наслаждением жизнью, а шла угождать родителям жениха, братьям, сёстрам, а уж потом, как женщина, рожать детей. О любви речи даже не шло!

Я не представляла жизнь без любви. С двенадцати лет, читая книги, такие как «Граф Монте-Кристо» и «Джен Эйр», я мечтала выйти замуж только по любви.

И когда Антуан рассказывал, что для них важно сначала сделать карьеру, потом найти любимого человека, жить, наслаждаясь жизнью, и уже потом рожать детей (женщины в его стране рожают, начиная с 30—35 лет), я понимала, что в моём мире это было неприемлемо, но в глубине души такой менталитет мне нравился больше!

Но я точно знала, что никогда так не буду жить…

Как-то во время урока мне сказали, что меня вызывают. Я удивилась – кто бы это мог быть? Выйдя на улицу, я увидела толпу детей, собравшихся вокруг высокого парня. Сначала я не поняла, кто это, но, подойдя ближе, узнала Антуана. Счастью моему не было предела. В тот момент я чувствовала себя особенной, потому что вся школа вышла на улицу, все окружили Антуана, радовались иностранцу, а он пришёл именно ко мне.

Увидев меня, он закричал: «Эльмира! Эльмира!» Я побежала к нему. Антуан был очень высоким, он поднял меня на руки и закружил.

Я чувствовала себя птицей.

Он опустил меня, обнял и, держа за руку, сказал: «Пошли домой. Я скоро уезжаю, я пришёл попрощаться». Мы шли домой, вместе с Антуаном шли его коллеги-иностранцы. От школы до дома было метров двести-триста, и эти двести-триста метров счастья я переживала каждой клеточкой своего тела.

Школьники были так увлечены Антуаном, что шли за нами до самого дома. Мама, увидев нас, от радости растерялась и хотела всех пригласить домой, но это было невозможно – мы жили в крошечном домике, а детей было очень много. В этот день я в последний раз видела Антуана»…

***

Шли дни, недели, месяцы. Постепенно, день за днём, сквозь боль и слёзы, люди начали возвращаться к жизни. В школе возобновились уроки. Дети постепенно начали учиться, хотя иностранные языки – английский и русский – преподавали своеобразно. Во время этих уроков в классе говорили по-армянски, словно желая хоть немного смягчить напряжение, отвлечь детей от пережитого.