– У него нет прошивки! – пискаю изо всех сил.

Каракурт смотрит на меня хуже, чем с недоверием, – с подозрением, что мой уровень умственного развития не дотягивает даже до школьницы.

– Как может у робота не быть прошивки? А что есть?

– Он экспериментальный! Без алгоритмов. У него… – лихорадочно вспоминаю формулировки. – Самообучающаяся система.

В отличие от нас с Каракуртом, голос Паука совершенно спокоен, как будто мы тут погоду обсуждаем.

– Ты действительно занималась с ним сексом?

Хочется возмутиться с чувством собственного достоинства, но… Понятно, что я на их территории, у них преимущество и в численности, и в степени крутизны, а главное – я полностью завишу от их желания выполнить этот заказ. Остаётся лишь ответить. Хотя я всё равно пытаюсь брыкаться:

– Какое это имеет отношение?..

– Хочу прояснить детали. Насколько этот боевой андроид «экспериментальный».

– Да, – я раздражённо утыкаю взгляд на бардачок.

– Я ж сказал, – довольно тянет Шмель. – Это очевидно. Зачем ещё тратиться на обтяжку органикой?

Обсуждение Сина как «вещи», с которой я трахалась, и то, что я тоже вынуждена говорить о нём в таком ключе, настолько унизительно и стыдно, что мне уже не до осторожности. Окончательно раздавленная, ляпаю:

– Я не обтягивала, он такой и был.

Я не смотрю на них, поэтому не знаю, почему в салоне повисла тишина.

Через некоторое время Паук продолжает тем же спокойным тоном:

– Как долго он у тебя был?

– Полтора месяца.

– И где ты его держала?

– В квартире. В смысле, у себя.

– Что насчёт общественных мест?

– Да! – стараюсь держать уверенный тон. – Мы были на улице, чтобы проверить… В общем, разговаривали с полицией. И с другими людьми. Всё было нормально.

– То есть он – даже без замены армейской прошивки – вёл себя мирно? Подчинялся командам?

– Да!

Ага, особенно если учесть, что я никаких команд ему не отдавала. Ну и ладно, буду врать до последнего.

Каракурт переводит взгляд между мужчинами сзади.

– Паук, а ты с какой целью интересуешься?

– Я уже мысленно потратил оплату.

– Тебе интересно сдохнуть? Всё это не гарантирует его безопасности сейчас.

Я вклиниваюсь:

– Гарантирует! Я гарантирую, что у него нет боевого режима – такого… – взмахиваю рукой на Каракурта. – Там… всё сложнее. В смысле, он может действовать по ситуации. А сейчас ситуация такова, что мы хотим ему помочь – ну, в смысле, – так что он будет действовать нормально.

Паук кивает Каракурту на меня.

– Видишь? Не будь таким пессимистом. Плюс по тарифу максимальной сложности этот заказ становится ещё интереснее.

Шмель подключается оживлённо:

– Я тоже не против глянуть на армейские эксперименты – естественно, как и сказал коллега, за соответствующую оплату. Любопытно, куда идёт прогресс.

Каракурт бурчит:

– Мне – нет.

Шмель хмыкает снисходительно.

– Ой, да все знают, что ты врушка-завирушка.

С заднего сиденья раздаются дружные смешки, и я смотрю на Каракурта, недовольно поджавшего губы. Уж не значит ли это, что у него стоит контроль эмоций?

– Ну что? – Паук поднимает вверх указательный палец и смотрит на Шмеля. Тот тоже поднимает ладонь. – Давай, командир.

Каракурт, демонстративно закатив глаза, озвучивает скучающим тоном:

– Наше общее мнение таково, что мы по-прежнему заинтересованы в этом заказе. Однако всплывшие детали требуют совсем другой оплаты – по тарифу максимальной сложности.

– Хорошо, – с опаской говорю я. – И сколько это?

– Пять тысяч каждому. Итого пятнадцать.

Все внутренности падают в пятки. Не уверена, сколько осталось на счёте после того, как я отдала им восемь, но вряд ли больше десяти. А отец, понятно, не согласится.