Свиридова вроде отвязалась, но через день мы спускались после криминологии и встретили на лестнице Леру с одним типом.

Он у нас не вел, но вижу – физиономия знакомая. Позже Клео на пару с Ленкой рассказали, что он – сын нашего проректора Гаевского и, по совместительству, конченный мудак. Народ его терпеть не может, ну те, кому посчастливилось у него учиться или, ещё хуже, что-нибудь ему сдавать. И кликух у него – воз и маленькая тележка: и Гайка, и Гай Фокс, и Геевский, это только то, что приличное. А так – как только его не склоняют. Там целое матерно-народное творчество.

Ну а для меня он просто левый чел. И, если бы он стоял с такой же левой тёткой, я бы даже внимания на него не обратил. Но он стоял с Лерой, и мне, конечно, стало любопытно.

Что уж они там не поделили – не знаю, по работе, наверное, рамсанули, но он ей нахамил. Ещё и лапать начал, сука. Ну я и не сдержался. Двинул этого мудака плечом, когда мимо проходил. Тот сразу от Леры отцепился, отшатнулся, руками замахал, бумажонки свои разбросал по всей лестнице. А Лера… Лера мне улыбнулась. Вот так.

Ленка потом всю перемену причитала:

– Тёма, ты с ума сошёл? На последнем курсе вылететь захотелось из-за какой-то фигни?

– Ой, давай без драм, – отмахнулся я.

– Тём, не будь дураком. Он не просто препод. Он – сын проректора и гнида редкостная. Помнишь, Стаса Соловьева? Вот с ним как раз у Стаса и был конфликт, из-за чего его потом отчислили. И папашины бабки не помогли.

Потом подключилась Клео и тоже начала стращать. Но мне было плевать. Даже не так – у меня настроение сразу подпрыгнуло.

Потом весь вечер долбил это чертово доказывание. Потому что Ленка пишет хоть и аккуратно, но одними сокращениями – я голову сломал их расшифровывать и вникать в смысл. Отец ещё подстебнул: наряжаться не будешь?

Но на семинар я заявился бодро, на позитиве. А тут этот тест, ну и всё остальное…

В общем, сам не знаю, как так вышло, что я на неё накинулся. Вот смотрю в её глаза, что-то говорю и умом понимаю, что разговор наш куда-то не туда идёт, а остановиться не могу. Вижу, что она теряет самообладание, волнение её охватывает, и это меня только подстегивает. Так, что в животе сгущается теплая щекотная тяжесть.

А в следующую секунду я уже сминаю её губы так, будто сто лет не целовался. И оторваться не могу. Такой кайф…

А когда Лера вдруг отвечает на поцелуй – у меня просто башню сносит. Потом понимаю на задворках сознания, что она меня уже отталкивает, но не могу её отпустить – только крепче прижимаю к себе, стискиваю затылок, целую жестче. Но она все равно вырывается. Отскакивает. Смотрит на меня, как на маньячелло какого-то. Хотя я, наверное, так примерно и выгляжу в этот момент.

Потом, ни слова не сказав, только гневно сверкнув глазами, вылетает из аудитории. А на меня обрушивается осознание: блин! Что я наделал! Я всё испортил…

Что она теперь про меня думает? Что я реально маньячелло? Озабоченный неадекват? В придачу к «полному нулю»…

И самое тупое, что меня это не просто заботит – меня это капец как выстегивает. Давит и раздирает одновременно.

Вечером сидим в «Инкогнито». Владу восстановили его вип-карту, и Клео больше мозг мне не выклевывает. Наши треплются, я даже не вникаю. Сижу и медленно, но верно накачиваюсь пивом. Ленка, тоже подпив, начинает опять ко мне цепляться:

– Шаламов, у тебя настроение меняется, как у беременной, чесслово. Утром такой радостный был, а сейчас как на поминках. Кого хороним?

Я вяло огрызаюсь. Выгребаю из-за стола и иду вниз. На танцпол. Пора взбодриться, а то пиво совсем придавило. А, может, и не только пиво. Ленка права: настроение у меня сейчас – убить или убиться.