— Да, Юленька, — Саша исковеркал Юлино имя таким неприятным тоном, что она неосознанно втянула голову в плечи, — я, пожалуй, не буду учить тебя манерам, так что перестань трястись. Не слишком охота мараться в такой грязи, тем более здесь присутствует сама первопричина. Твоя мамаша научила тебя вести себя как хабалка? Отвечай, чего молчишь? Ты можешь раскрывать рот только на забитых твоей же матерью детей, которые не могут ответить? Мне дать по рукам не хватит духу? Что ж, твоя мать посмелее, с неё это станется. Посему продолжу разговор с ней, а тебе дам добрый совет не подавать более голос в этом доме, дабы не провоцировать меня на грех. Ну, Алёна Михална, сейчас я погляжу, как вы будете разговаривать со мной. Не разочаровывайте меня, как ваша дочка с зятем. Вы же попытаетесь отстоять свою скотскую позицию к единственному внуку?

— Не собираюсь я с тобой разговаривать, тварь подзаборная. — Алёна Михайловна, как и все нагловатые люди, была ошарашена, столкнувшись с ещё большей беспардонностью, чем обладала она сама. У неё на языке так и вертелись самые грязные ругательства, в мыслях она перемешала этого недоноска в фарш, но голос, ставший каким-то кротко-пискливым, только лишь произнес: — Совсем уже.

Саша засмеялся, громко и от всей души. Вадим и Вера отметили, что давно не слышали у Саши такого полнокровного смеха.

— Что, все? — продолжал смеяться Саша. — Я был о вас более высокого мнения, признаюсь честно. Видишь, Вадик, твои жена и тёща — всего лишь трусливые мыши. Я это говорю к тому, что тебе можно перестать перед ними дрожать, как мелкая породистая шавка, и потихоньку начинать заступаться за сына.

Вадим уловил в словах брата справедливый укор, оттого предпочёл промолчать. Сделал вид, что не слышал, уткнувшись в телефон. Однако Сашины слова возымели своё действие, Вадиму хотелось провалиться сквозь землю от стыда за свою трусость.

— Значит, послушайте меня внимательно, обращаюсь ко всем, кто здесь сидит. — Сашин голос резал воздух, словно металлический нож. — За Арсения есть теперь кому заступиться. Если какая-нибудь тупая курица позволит себе поднимать на моего крестника свою худосочную лапу, если какая-нибудь зажравшаяся свинья откроет в его сторону свой хабалистый рот, если какой-нибудь баран будет тупо смотреть на это и ничего не предпринимать, то пусть вам всем поможет Господь Бог.

Алёна Михайловна тяжело поднялась, едва не опрокинув стол. Ее губы тщетно силились вылить на Сашину голову ушат помоев. Наконец она сумела внятно и чётко, не постеснявшись Веры и Арсения, послать Сашу на три буквы. После чего покинула дом, прибавив к этому еще пару грязных ругательств. Юля в испуге засеменила за матерью.

Арсений разрывался, куда бы ему податься, и принял решение сесть к Вере. Она ласково и нервно перебирала его волосы, думая, как бы занять неловкую паузу.

Саша встал и величаво оглядел троих слабых людей, что остались в комнате и дрожали перед ним. Его не устраивало, что главные мишени — Юля и Алёна Михайловна — трусливо сбежали, Саше требовалось излить свой гнев.

— Значит так. — Сашин громкий голос пробил тишину, заставив Арсения затрястись в Вериных руках, будто его бил озноб. — Дорогой мой Вадим, могу я понять, какого черта ты попускаешь беспредел от этих двух своих баб?

Вера и Вадим молчали, ожидая, когда Саша успокоится.

— Я жду внятного ответа. — Саша ещё более повысил голос. — Вадим, алло! Ты оглох?

— Просто мы воспитываем в Арсении внимательность. — Вадим нервно откашлялся.

— Правда, что ли? Вы, значит, воспитываете Арсения?

— Саш, ради Бога, Арсений нервничает. Да и я тоже, — сказала Вера, чувствуя кожей, как накаляется атмосфера.