Дежурная машина с красными лампасами тихо маневрировала по дорожным лабиринтам заведения, направляясь прямиком к приёмному покою. Находясь в машине, невозможно было полностью оценить внешний вид здания, но Рафаэль не был тут новичком. Каждый раз ему приходится покидать эти стены на своих двоих. Уж он-то в полной мере насладился всеми фасадами. Забежав чуть вперёд, можно отметить, что это здание с завидной периодичностью фигурирует в любительских полотнах мужчины. Разумеется, всегда деформированное, не всегда на переднем плане, но образ оригинала легко определяется.

Рафаэль закрывает глаза. Пустая сцена с нейтрально-бесконечным фоном во все стороны начинает заполняться воспоминаниями об этом архитектурном сооружении.

Сначала рисуются все прямые по горизонтали, за ними следуют вертикали. Показывается достаточно простая, вытянутая вширь коробка высотой в четыре этажа. Лицевой фасад красится в тёмное стекло с отблесками от рядом стоящих фонарей. Еле заметная металлоконструкция между этой современной панорамой очерчивается тонкой сеткой. С бокового фасада достраивается выкрашенный прямоугольный параллелепипед, у которого имеются свои маленькие окошки. Первый этаж заходит вглубь за общие габариты, создавая впечатление «нависания», добавляя своеобразного шарма общей форме. Все свободные стены выкрашены в блекло-бирюзовый: глазам такой оттенок комфортен при любом освещении.

Ещё в первый раз, до того, как Рафаэль начал часто гостить в этом месте, он видел здание издалека, с центральной дороги, проезжая на трамвае с работы домой. Не сказать, что в то памятное время это сооружение как-то особо выделялось для него, но уже тогда он заметил схожесть общей формы с Баухаусом5 (жаль не с Музеем в Тель-Авиве, но тоже вполне сносно). Только спустя продолжительное время, после всех неурядиц, здание клиники стало занимать в уме Рафаэля своё почётное место в связи с той душой, которая скрывалась в пациентах, врачах и в связи с общей борьбой, чья красота была открыта именно через нутро, в которое Рафаэль периодически проглатывался заживо.

Машина плавно остановилась. Более яркий свет начал просачиваться через открытое боковое окно. Санитар с мягкими чертами лица произнёс очевидное:

– Приехали.

Орлиный нос лениво распахивает дверь. Мягкое лицо выходит первым. Теперь очередь Рафаэля. Мужчина спокойно следует на свежий воздух. За спиной, с водительского места, начинает шуршать рация. Чёрт знает, как бедные пользователи этих «штучек» вообще приспосабливают свой слух. История на уровне мистической экстрасенсорики. По вздоху орлиного носа становится понятным – покоя этой ночью не видать. Его тихий голос обращается к напарнику:

– Сам сможешь проводить гостя в приёмный покой?

– Разумеется. – Мягкое лицо переводит свой взгляд на Рафаэля. – Вы ведь не станете брыкаться?

– Что вы, ни в коем разе.

– Вот видишь, всё в порядке. Можете ехать.

Орлиный нос кивает. Дверь закрывается под возрождённый звук мотора, а через сонное мгновение машина удаляется в сторону выезда.

– Пойдёмте, уважаемый, нас заждались. – Санитар подставляет свой палец к электронному замку. Раздаётся знакомый звук отворившейся двери.

– Постойте, – Рафаэль всё же двинулся в открытую дверь, но чуть медленнее необходимого, – вы хотите сказать, что услышали голос по рации?

– Нет. А что?

– Вы сказали: «можете ехать», хотя ваш напарник ничего вам не сказал.

– А-а, вы про это, – мягкое лицо чуть хихикнуло, – у нас это обычное дело, особенно в ночные смены. Люди словно оборотни, только превращаются не в больших волков, а в свои скрытые личины. Водитель начал заводить мотор чуть раньше, чем вы уловили, вот и весь фокус. А рацию эту понять – сам чёрт голову сломит.