«Одно смирение может спасти тысячи душ», – повторил про себя Найяту, пытаясь как можно глубже вникнуть в смысл этих слов.

Мудрец тем временем вдохнул дыма и приступил к новой истории. Найяту лег возле ног жены и, нежно поглаживая ее по животу, слушал, как в чреве резво бьется сердце сына.

Немного погодя Найяту и Тарраки смогли уединиться поодаль от всего племени у опушки леса. Уже издалека наблюдая за угасающим кострищем, они сохраняли молчание, наслаждаясь ночной прохладой. Первым нарушил тишину Тарраки:

– У тебя прекрасная семья, брат. Две замечательные дочки, красавица жена и, если глаза меня не подводят, скоро у вас будет еще ребенок?

– Да, – тихо ответил Найяту.

– Шима… – мечтательно произнес брат. – Да, я помню, как мы, еще будучи детьми, трепали нервы нашим родителям. – Он улыбнулся. – А ты помнишь, как однажды Шима нашла в лесу выпавшего из гнезда птенца? У него было сломано крылышко. Ей стало его так жалко, что она пыталась попросить знахарку излечить его, но та прогнала ее и просила не донимать глупыми просьбами. И тогда уже мы втроем пытались вылечить этого птенчика: прикладывали ему травы к крылу, пытались поить настоями, которые Шима выдумывала на ходу. – Тарраки грустно вздохнул. – Как же все мы смеялись от радости, когда птенец наконец взмыл в небо.

– Зачем ты здесь, Тарраки? – Найяту понимал, что брат заговаривает ему зубы.

Немного погодя брат все же начал подводить к причине своего прихода издалека.

– Я помню, что стояла похожая ночь, когда я покинул дом. – Его глаза будто прилипли к ночному небу, усеянному звездами. – Мое сердце разрывалось на части, а ноги дрожали, превратившись в две сухие ветки.

– И все же ты ушел… Бросил мать, отца и меня, – с уже осевшей в душе горечью произнес Найяту.

– Да, ушел. Потому что так было нужно, брат. И я поступил бы так снова.

Позади них зашуршали кусты. Подумав, что рядом пробежал зверек, они, не обратив внимания, продолжили беседу.

– Кажется, ты сказал, что пришел сюда не для этого, – с раздражением сказал Найяту.

– Да, сказал… – начал он осторожно. – И обманул.

Не выдержав, Найяту встал и собрался уходить, но Тарраки остановил его, взяв за руку.

– Послушай, брат, я не буду повторять прежней ошибки и не стану силой уговаривать вас пойти со мной. Ты можешь поступать так, как желаешь, но, прежде чем ты уйдешь, я очень прошу тебя выслушать мои слова. Завтра, едва взойдет Светило, я снова уйду. Возможно, мы больше никогда не увидимся и это наша последняя встреча.

Найяту долго не решался ему ответить. Зная своего брата, зная, как тот всегда был мудр и хитер, он из последних сил сопротивлялся этой беседе. Но все же это был его родной брат, которого он теперь видел так редко, поэтому не поговорить с ним, пускай и на такую больную тему, было бы неправильно. Он молча сел рядом, как бы давая свое согласие, но при этом отвернулся от него, продолжая наблюдать за кострищем.

– Я не отниму у тебя много времени, брат, – сказал он, положив ему руку на плечо. – Я проделал этот долгий путь лишь потому, что хочу предостеречь тебя и твою прекрасную семью.

– Ты уже пытался много раз меня «предостеречь», – с издевкой ответил Найяту. – Но впоследствии все складывалось хорошо и ни одно из твоих предупреждений не сбывалось.

– На этот раз все намного серьезнее, брат. – Он подсел к нему ближе. – В Ксахко грядут большие изменения. Прежний баланс, что сохранялся в этих землях тысячи сезонов, будет разрушен… Наш дом, наши земли находятся в большой опасности. Многие аак’си попадут в Земли Вечного Покоя.

– Ты, кажется, обещал не отнимать у меня слишком много времени.