По спине Али пробежалась лёгкая дрожь. Он машинально выпустил того из рук.

–

Или же ты считаешь, что Хабиб сможет в одиночку защитит её? – продолжил Аскер, чувствуя своё превосходство. – Учти, Малика тоже не будет рядом.

–

У тебя духу не хватит, – пылая яростью, сказал Али.

–

Ты же сам назвал меня подонком, – ответил спокойно Аскер, – а подлец способен на всё. Даже обесчестить Хадиджу.

Вновь раздался звук сильного и хлёсткого удара. Аскер снова рухнул навзничь и потерял сознание.

Перешагнув через него, Али подключил телефон к розетке и захотел было снова набрать номер милиции, как вдруг в нём заиграло странное чувство. После, бросив осторожный взгляд на лежащего на полу недруга, он невольно призадумался. Ведь его не на шутку встревожили сказанные им слова, которые он апеллировал весьма реальным фактом – Аскер действительно был подлецом, который мог пойти на самые крайние меры.

И после минутного колебания Али положил трубку на место.

РАУФ В ДУШЕ ПОЭТ

-

Ну, давай, Али, выходи уже, – частенько бросая взгляд в сторону учительской, думал с оттенком нетерпения Малик. И вскоре, к его великому счастью, он увидел, что дверь учительской осторожно открылась.

Высунув голову и обернувшись по сторонам, как какая-нибудь ищейка, Али пулей стушевался из кабинета.

Заметив угрюмую физиономию друга, Малик скороходкой поблагодарил завуча за танец и, проводив её до места, прямиком направился к Али. Видя его приближение, тот решил пойти ему навстречу, но внимание его привлёк тот муссон, что бурлил в центре зала. Подав знак Малику, что им нужно срочно вмешаться, Али направился в эпицентр событий.

–

Я в последний раз говорю тебе, отпусти её руку, – раздался вновь повелительный тон Хабиба.

Курбан захотел было ему ответить, но задрожал в судорожном волнении, заметив на горизонте двух друзей. Его рука разжалась сама собой, и красавица вырвалась из этого капкана.

–

Что здесь происходит? – вскрикнул Али, поедая глазами микрюху.

Услышав этот властный голос, девушка с трудом смогла скрыть весь трепет своего сердца.

–

Ничего особенного, брат, – ответил Хабиб, пожирая глазами Курбана, – Просто учу поросёнка хорошим манерам.

Али окинул на Курбана холодные глаза, напоминавшие два чёрных дула, направленные на него в упор, отчего тому стало не по себе.

–

Пошёл прочь, выродок, – произнёс он с презрением. – Убирайся! – мускулы на его лице дрожали, ноздри раздувались от гнева.

У Курбана затрясся подбородок, а в горле стало тесно, и он весь облился в холодном поту, поняв, что любой порыв гнева сразу разрушит эту искусственную сдержанность и посему поспешил удалиться без оглядки. Раздражительность Али не осталась незамеченной для остальных.

–

Что с тобой? – схватив его за руку, со всей нежностью в тоне спросила кареглазая брюнетка, – Не стоит так нервничать. Успокойся.

Взглянув на неё, Али ответил глухо:

–

Как тут можно успокоиться, если всякая нечисть бродит рядом?

–

Прошу тебя, не надо, – умильно посмотрев на него, сказала та. – Они ведь не впервые ведут себя по-свински.

–

Айна права, – поддержал её Малик. – Не стоит нервничать из-за таких бурбонов.

Не отпуская его руку, красавица прибавила:

–

И на новогоднем балу из-за них были проблемы. Пускай они будут отрицательными зарядами, а ты будь положительным.

–

Опять ты со своей физикой, Айна, – улыбаясь, сказал Али. – Хотя бы сегодня забудь про учёбу. Думаю, что и сам Ньютон порой томился от неё, нежели ты.

Его тонкий юмор перевернул настроение публики, приподняв им дух, и вернул вовлечённость к рутине праздника.

В то время поодаль от них Рауф ютился средь ног толпы, в поисках своих выпавших очков. Близорукость и сумеречная вуаль зала играли не в его пользу, усложняя ему поиск. И вот наконец, когда он обнаружил то, что искал, то был скорей раздосадован своей находкой, чем рад. Очки, что были неотъемлемой частью его образа и линзой для глаз, в лучших традициях закона – «Мёрфи» (закон подлости), лежали неподалёку от стола, за которым сидели девушки неземной красоты. Стеснённый своим жалким положением, он в надежде, что темнота, которая была для него помехой, теперь станет ему другом и позволит укрыться от этого позора под своим чёрным платьем. Растерзанный муками сомнения, он подошёл к столику и поднял с пола очки. Затем, выпрямившись в полный рост и стряхнув с себя пыль, он бросил смущённый взгляд на Лейлу, которая, не замечая его присутствия, была погружена в беседу со своей теперь уже подругой. Не зная, радоваться ему, что она не заметила его унижения, или огорчиться, что он для неё подобен невидимке, Рауф, проглотив слюну своей досады, хотел было развернуться к ним спиной, как вдруг замер, когда услышал комментарии своей пассии: