– Я тебе говорил, – обратился Банан к Виталию в полголоса, чтоб не спугнуть рассказчика, – что Ара ещё разговорится.

– Дай-то бог, – вздохнул Виталий и кинул острый взгляд в окно.

Взгляд далеко отлетел и, описав в воздухе дугу, воткнулся в блуждающих по дороге прохожих.

Банан посмотрел за ним в вырез окна, но заметил лишь, что старая тускло-синяя краска слазит с декольтированных небес, и под ней проступает иссиня-черная в бело-штукатурных выщерблинах.

Виталий встал и включил притаившийся на секретере светильник, сразу обдав сидящих мягкой волной интима.

– Ну, что ты решил, Виталя? – неотступным тоном спросила Роза в плавно покачивающейся на декоративной железной люстре тишине.

– Да-да-да, – подхватила Агни. Падающий в яму молчания вопрос. – Пора выбирать как себя вести!

– Пойдемте, девочки, воздухом подышим, – наконец-то выдавил Виталий с гримаской веселящейся озабоченности и полез к выходу.

Банан, отставив бокальчик с пивом, с трогательной заботливостью проводил до двери всех троих.

Озадаченным взглядом.

Пока скрипучим ластиком двери их ни стёрло с листа комнаты.

Банан и Ара попрыгали в кресла и серьёзно занялись пивом.

Через энное время в дверном проёме нарисовалась удрученная Роза и, забыченно скрестив руки-ноги, забилась в угол дивана.

– Что с тобой? – не одуплялся в их движении Банан, пригубив чарующую жижу.

– Ничего! – отсушила ему хобот та.

И, чуть подсидев, снова кинулась, раскинув руки, в чёрную пропасть улицы.

Пустые бутылки, как отстрелянные гильзы, весело отлетали под стол.

Затем объявилась погруженная в «каменный мешок» своих мрачных мыслей Агни. И стала шарогонить из угла в угол, отупело зыркая по сторонам.

– Что за движение? – подкапывался под белую стену неведения Банан, в тишь уже начиная стебать.

Но та лишь поджала плечи и, забыв их разжать, так и вышла из комнаты, оставив в воздухе гнилую вонь беспокойства.

После они выявились обе, на чуждом языке недомолвок о чём-то гоношась в словах.

Сделали круг почета до стола, выпили пива и снова вышли.

А Банан и Ара сидели себе и с пошлой вальяжностью во всех позах трактовали под пиво раскручивающийся на их полу залитых фарах спектакль с нескромностью залётных зрителей.

Явление 4. В комнату, о чём-то своем перекидываясь в паре в волейбол слов, зашла Агни с Розой.

За ними заскочил Виталий.

Его буквально сводило в судорогах сладострастия. Тонкие руки его бесцельно вскакивали во все стороны, ноги нервически вздёргивались, таская его тело с места на место, голова – чуть запрокинута, сердце его, натруженное от сердечных ран, на этот раз трещало, как у перепуганного.

– Виталя, что за нездоровое движение? – опросил его Банан.

– Пойдём на площадку сходим, я подтянусь, – ответил предложением Виталий, чувствуя в теле невероятную конденсацию энергии, бегающей по трубкам вен пёстро мерцающими импульсами.

Банан понял, к чему тот ведёт, и пошел.

Виталий вёл к турнику.

– Делят, – сказал Виталий, когда они вышли за калитку и стали выворачивать на детскую площадку. – Меня делят. Да тише ты угорай, – оборвал его внезапный смех Виталий. – У них соцсоревнование. Победит сильнейшая! – Пояснил он на подступах к турнику.

Виталий поболтался, поболтался на перекладине, как слепая кишка в пальцах вырезавшего её хирурга, да после пары подтягиваний сплюнул обмякшее тело на стерильно-голую площадку.

– Что-то не хочется мне сегодня подтягиваться, – подвёл он итог своим имитациям, и когда Банан, из чувства долга, подтянулся пару десятков раз, они двинули к дому. – Мне нужна такая, – начал Виталий давать попутный расклад, – чтоб и в хате прибрала, да, если что, маман подмогла. Я, наверное, выберу Агни, – добавил он, предрешив её незамысловатую судьбу. – Она попроще, да и более расторопная.