Софья тогда подходила к нему и обнимала за плечи: слёзы текли, и не было возможности их остановить.

Он начал выпивать, не мысля жить одному, и поменял работу на коммерческую. Новые товарищи любили отдыхать широко, однажды появились путаны. Эту девочку он сразу узнал: копия изъятой из ванны. Потому ли, что он был пьян, или стрелки на часах создателя пересеклись, но он её сделал своей. Она естественно повелась, это было видно с первого взгляда, он видел явственно то же сияние, не осознавая, что это сияние смерти. Она была готова завязать, и она хотела ребёнка от него. Он только представил солнечную девочку от неё и забыл обо всём.

Не сразу его озадачило, сколько времени она проводит в туалете, в душе. Пытался наладить её питание, избавить от запоров. По возвращении домой она прожигала постель, когда рука с сигаретой «на вдруг» отваливалась от губ. Какое-то время такое длилось, а потом она становилась обычной: ласковой, хозяйственной, разговорчивой. Поутру он видел мрачную сосредоточенность на дне её глаз, молниеносно она собиралась: на работу, маркетологом в магазин одежды. Вечерами он подвозил её в пару определённых мест: отдать-забрать долги. Лёгкая нервозность, а затем – радостная улыбка встречи. Однажды он тряхнул её сумочку и нашёл два крохотных узелка с порошком. Она их истерично вытряхнула в открытое окно.

Это был жест фокусницы. Когда он ушёл в душ, она собрала всё по крупинке с подоконника.

Он смирился с героином, глядя в её синие бесстрашные глаза. «Всё же лечится», надо только несколько доз амфитамина.

– Наркоманам не нужен секс! – льнула к нему, возбуждая, – хочется прямо звериного…

Вскоре она начала исчезать по нескольку дней, находя повод для ссоры.

Стояла пронзительная пора, осень, когда люди всё чаще задерживают взгляд на опиленных обрубках деревьев, не укладывая в голове, что когда-нибудь целлюлозные солдатики оперятся смелым хвостом прутьев и нежным пухом листвы.

В дальнейшем врач перестал что-либо понимать в перипетиях скандалов, примирений, подозрений, он уже крепко пил.

Каждый раз внове горела беззащитная татушка на бедре, и вдосталь плескалось лихорадки во взгляде.

– Научи девочку любить…

Он не знал, что вокруг смыкается кольцо её давних недоброжелателей, с одним, её бывшим шефом он даже был знаком, напряжённость росла в ней, и в один прекрасный ясный день после рыбалки он был поражён феерией секса в машине перед домом: нетонированное лобовое было как экран, лихорадочно – джинсовую куртку – на зеркало заднего вида – шторкой; и невообразимый зажигающий сексуальный маятник на кухонном стуле.

Она призналась, что больна СПИДом.

Он же едва не пошёл в науку, только ребёнок не позволил, и Софья болела.

С этим тоже живут, и в ближайшие десять лет найдут панацею. Главное, что от спидовых родителей рождается здоровый ребёнок. И даже наркоманов-новорожденных в роддоме переламывают.

Бывший шеф просветил, что устраивал ей лечение пятирежды, и она всегда сбегала, в свои двадцать три. Сбивала дозу и начинала по новой. Вырывалась свежей, прокачанной, юной и желанной. «Совмещать приятное с полезным».

Он всегда писал ей письма в ноутбуке. Как дома в городе плачут по ней, окутываясь осенним туманом, и палая листва скрадывает звуки шагов, чтобы ничто не мешало услышать тихий звонок от неё, беглую смс-ку. Во время одного из исчезновений он написал резко: Ты – животное.. Она случайно прочла и убежала босиком в осеннюю мглу.

«Мы все болеем…» Он сплетал в себе жалость и любовь, когда она валялась на ковре первые минуты «прихода», спустя несколько месяцев раз от разу ей требовалось всё больше и больше. И она сама попросилась на лечуху.