***

Тихо заперев дверь с обратной стороны, я прислушался к атмосфере дома. Все было тихо. На кухне горел свет, но Мэри не было. В голове шумело до сих пор. Лучше бы Мэри сейчас сидела на кухне, как она обычно делала, когда я снова поздно возвращался после посиделок или с работы. А ее отсутствие в данный момент лишь усиливало эффект от слов Макса. Голыми ногами я зашагал по паркетному полу в спальню удостовериться, что Мэри не ушла. Но перед этим решил зайти к сыну. Джордж спокойно спал, засунув в рот большой палец. Меня завораживал его невинный и чуткий сон. Завораживал и пугал. Это маленькое существо изменило мою жизнь. Я не мог сказать в хорошую сторону или плохую, просто изменило. Да и вообще, как можно говорить, что все изменилось к худшему или лучшему? Если что-то в жизни меняется, то не в какую-то одну из двух сторон. Перемены – это знак того, что человек просто живет. Разве что по последствиям судить. Но ведь и это не гарант, что дальше все будет так же хорошо или наоборот плохо. Все равно все снова изменится.

Я аккуратно открыл дверь в спальню. Мэри заснула с книгой в руках. У меня вырвался вздох облегчения. Я подошел к стулу, куда обычно вешал брюки и рубашку. Мой взгляд привлекла картина, которую Мэри совсем недавно купила на аукционе. На ней изображена девушка, танцующая на мосту, а сзади нее расположены дома по обеим сторонам канала. Венеция, возможно. Там у нас был медовый месяц. Лица девушки не было видно, пряди длинных волос путались на ветру и отсвечивали лучи заходящего солнца. Были видны мазки кисти, что наносились второпях, поэтому картина не выглядела совсем искусственной. По сути, только по этой причине я согласился повесить ее. Когда Мэри продемонстрировала купленный шедевр, он показался мне не стоящим тех денег, что она заплатила. Но сейчас, глядя на картину, я ощутил те воспоминания медового месяца, тот прилив чувств, какие, видимо, испытала и Мэри при покупке. Я лег рядом с женой, почувствовал ее дыхание, тепло ее рук, из которых вынул книгу, и объятия, которые всегда были открыты только для меня. Затем я посмотрел на свои руки: сколько девушек прошло через них, по сути, бессмысленно?

– Ты уже дома? – произнесла Мэри, чуть приоткрыв глаза и еле уловимо улыбнувшись.

– Да, милая. Теперь дома.

«Есть вещи, которые мы можем изменить, переосмыслив их. Но я не захотел ничего менять».

Николас

Вот уже две недели как Ричард игнорировал приглашения на очередное добротное виски. Макс продолжал корить себя за сказанные слова и ежедневно названивал мне, чтобы в очередной раз оправдаться.

– Ты точно считаешь, что я все правильно сказал?

– Конечно, Макс, перестань валять дурака. Что это был за звук? Что ты только что сделал?

– Закурил.

– Но ты же бросил шесть лет назад.

– Я больше так не могу, Ники! А если он покончил жизнь самоубийством?! Что тогда? Я виновник его скоропостижного ухода! Я! Как я мог? Сам не знаю, что на меня нашло, просто стало обидно за Мэри. Она ведь действительно его любит, а он…

Я услышал, как тот с наслаждением выдохнул табачный дым.

– Если бы Ричард умер, я бы узнал об этом одним из первых.

– Ах, ну да…

– И вот еще что. Перестань нагнетать ситуацию. Давно бы сходил к нему в гости и проведал, чем тут по телефону распускать сопли. Ты же мужик.

– Дело в том, Ник, что я ходил уже… – удрученно вздохнув, проговорил Макс.

– Как давно?

– Я хожу каждые два дня после восьми часов вечера. Звоню в дверь, но никто не открывает, света в окнах тоже нет. Затем выхожу на улицу и начинаю кричать его имя и просить прощения за сказанные слова. Его соседка, такая противная старуха, несколько раз грозилась вызвать полицию. Я даже составил график посещений! Он забит в моем смартфоне, я его вышлю тебе по электронной почте.