— Это только кажется. Я совсем не святой.

— Так и мы не святые. Потому и живем на земле, сынок.

Кажется, женщина работала здесь давно, и я не смог удержаться, чтобы не узнать немного о своей отважной девочке, рядом с которой я оставил свое сердце, уходя сейчас.

— Давно Лилу здесь живет?

Женщина тяжело вздохнула и вдруг опустилась прямо на ступени, а я сделал это вслед за ней, присев рядом.

— Почти год. С тех пор, как ее мама умерла. Она ведь здесь работала медсестрой, в том самом отделении. Пришла к нам пять лет назад вместе с сыном, у которого диагностировали рак. Работала и присматривала за ним. Операцию сделали, боролись за его жизнь и отвоевали! Лилу тогда совсем девчонкой была. Прибегала сразу после школы, делала здесь уроки, играла с детьми, помогала медсестричкам. Мы все ее очень полюбили. Смерть матери для любого ребенка удар и невосполнимая потеря. Они ведь сиротами остались, — женщина тяжело выдохнула и покачала головой, потому что ее сердце защемило от тоски и переживания. — Во время похорон Лео стало плохо, он потерял сознание. А когда его привезли к нам, то оказалось, что болезнь снова дала о себе знать. И стало хуже, чем даже было до этого… Мальчик на волосок от смерти. А Лилу бьется, насколько может, за его спасение. Но что она может сделать одна-одинешенька?..

Во рту стало горько от услышанного, даже если я предполагал узнать нечто подобное.

— А отец? — тихо выдохнул я.

Женщина могла не отвечать.

В ее душе тут же поднялась такая ярость и омерзение, что она в буквальном смысле просто изменилась в лице.

— Да какой там отец, прости господи! — шикнула она. — Лучше бы его совсем не было!

— Он жив?

— Да, к сожалению! Сидит в тюрьме за убийство! Надеюсь, там его дни и закончатся! — неожиданно смутившись от того, что выпалила это всё, женщина немного поутихла и сдержанно вздохнула: — Он никогда не был хорошим человеком, но, видимо, любовь и правда зла. Не знаю, какие силы заставили покойную мать Лилу полюбить этого… человека. И родить ему детей. Он наркоманом был. Ничего хорошего дети от него никогда не видели. А когда Бэлла поняла, что семья ему не нужна, то пыталась развестись и уйти, но он сам ее стал преследовать. Отбирал деньги. Угрожал, что детей поколотит, если она не будет отдавать ему те гроши, что здесь зарабатывала. Какой из него отец… У них и угла-то своего не было, снимали даже не квартиру, а комнатушку, где жили втроем. После смерти Бэллы хозяин решил, что дети ему мешают, и просто выкинул их вещи на улицу, а сам нашел новых квартирантов.

Я слушал молча, но в душе поднималась такая буря, что спроси у меня добрая разговорчивая женщина что-нибудь, я бы не смог ответить человеческими словами.

Зарычал бы, как зверь.

Тот зверь, который выл во мне и бесновался от того, что пришлось перенести этой отважной девушке за свою короткую и такую страшную жизнь!

Святые боги! За что это всё случилось с ней?

Словно кто-то наверху решил проверить, сколько она сможет выдержать!

Но теперь всё будет иначе.

Потому что теперь рядом был я — тот, кто сильнее любого гребаного бога этого чертова мира!

Тот, кто сметет любого бога, который попытается причинить моей Лилу хоть немного боли.

Хватит!

Я не сразу смог заговорить.

Проглотил рычание и откашлялся, чтобы мой голос не был настолько низким и пугающим, но не мог не спросить самого главного:

— Сколько нужно денег на операцию Лео?

Женщина посмотрела на меня удивленно, но с большой благодарностью и только покачала головой.

— Ты столько не заработаешь, сынок. Сотни тысяч нужны. И это только на саму операцию. А потом еще длительная реабилитация, которая тоже платная. На каждого ребенка выделяется квота от государства, но всего раз в полгода… Многие дети просто не доживают до этого момента. А родители продают дома, машины и берут кредиты, чтобы сделать операции платно.