Не сложилась жизнь у него с первой женой, Заряной. Почитай и не жили совсем. Занедужила Заряна. Ни одна знахарка не смогла её вылечить. Так и сгорела от неведомой хвори, не оставив ему потомства. Сильно скорбел Ратибор. Два года ходил он во вдовцах. Однако живым о живых думать надобно.

Пришёл на землю русичей праздник. Девушки и парни в праздничные одежды обрядились. Песни поют, Ивана Купалу славят, хороводы водят, через костры высокие прыгают. Девушки из цветов венков наплели, в реку их бросают на счастье. И Велиока вместе с подругами веселится.

Подошёл к девушке Ратибор, взял за руку. Зарделась, засмущалась Велиока, щёки, что алые маки, раскраснелись. Давно исподтишка поглядывала она на Ратибора с думками тайными.

«Уж так пригож! Волосы льняные по плечам из-под очелья*. Глаза цвета мёда дикого, ясные и добрые. Статен и плечист. А уж силушка богатырская в руках играет! Вся работа ему по плечу», – любовалась им Велиока на работах и на праздниках во время поединков шутливых среди мужей боярину на потеху.

Ратибор сразу спросил:

– Пойдёшь за меня?

Она только глаза подняла, головой кивнула:

– Угу!

– Тогда сватов ждите. Родителям скажи: завтра приду, – предупредил Ратибор.

Так и поженились. И было гулянье свадебное с хмельным зельем, с песнями весёлыми и играми, с угощениями щедрыми.

Привёл жених девицу в свой дом. Жил Ратибор небогато. В избе печь топилась по-чёрному. Как затопишь её, дым в избу идёт и через соломенную крышу к небу тянется. Для того чтобы он глаза не ел и угарно не было, в стене под потолком волоковое окошко. Это отверстие такое, тряпьём заткнутое. Кроме печи в избе стол и лавки широкие, на которых и сидеть и спать можно. Поставцы* на стенах с посудой. У одной лавки ткацкий станок и прялка. Вместо кровати – полати, чугунки и ухваты для приготовления пищи, да ещё сундук с одеждой – вот и всё богатство. В избе почти всё время темно или сумрачно. На окнах-то бычий пузырь. Свет почитай не пропускает, даже ясным днём, так что всю работу по дому при светце делать приходится. Весело трещит лучина в светце, стекая мелкими угольками в плошку с водой. Мужья на охоте, а жёны в усадьбах, в избах своих работу домашнюю справляют. Велиока наварила похлёбки и полбы* с редькой. Ожидая мужа, ладит ему рубаху, расшивая её красными узорами по вороту и груди. Поглаживает её рукой, представляя любимого мужа, приговаривая: «Свет очей моих, Ратиборушка». Нынче Велиока в тягости, ждёт ребёнка. Ждёт и Ратибор своё первое дитя.

Чу! Снег за дверью скрипит. Это муж с охоты вернулся! Велиока к двери кинулась, мужа встречать. Ткнулась лицом ему в грудь, ожидая ответного тепла от господина своего, мужа любимого. Ратибор, скинув овчинный полушубок, обнял жену, заглянул ласково в большие, распахнутые от радости глаза Велиоки. А в них словно фиалки цветут. Тепло и нежность растеклись в душе Ратибора. Счастлив Ратибор с женою своею. Согласен век так жить, детей растить и радоваться.

В середине весны проснулись воды, зашумели весёлыми, говорливыми ручьями. Побежали торопливо по лугам и пашням, стараясь полнее напоить их влагой. Пришло время Велиоке рожать. Бабка ведунья роды приняла, огласил крик новорожденной избу счастливых родителей. На вопросительный взгляд Велиоки о судьбе новорожденной ответила:

– Много дорог перед ней лежит, много испытаний. Несколько имён сменит, но счастье своё найдёт. Боле ничего не скажу.

Запечалилась Велиока, тревожным взглядом на мужа смотрит, глаза слезой засветились.

– Не тревожься, лебедица. Доченька наша будет счастливой. Лучшего и желать не надобно, – успокаивает её Ратибор.