Через несколько мгновений он был покрыт с головы до ног гладкими, перекрывавшими друг друга темно-зелеными пластинами. Доспехи гудели от наполнявшей их энергии. У Ардена возникло чувство, что он способен раздавить сапогами камень в пыль. Охраняющие доспехи были прочнее любого металла и легче пуха. Они состояли из души самого Акерона.

– За Акерона, – сказал Каллинвар, склонив голову.

– За Акерона! – вместе ответили Арден и Лирин.

Арден взял пояс с мечом, протянутый ему наблюдателем Гилдриком, и сосредоточил взгляд на находившемся в воздухе черном диске, вдоль обода которого шла ярко-зеленая полоса. Он слышал рассказы других рыцарей об ощущениях, возникавших, когда идешь в Разлом, и душу охватывают ледяные объятия. Воин повернулся к Лирину и увидел брата-бойца, одетого с головы до ног в мерцающую зелень: Печать Акерона горела у него на груди ослепительным белым светом, сочетаясь с накинутым на плечи плащом. Обоим не требовались слова. Арден двинулся вперед, помедлив лишь мгновение, перед тем как шагнуть в черноту и глубины Разлома.

Неумолимый холод проник в его тело, просочился сквозь доспехи и стал покалывать кожу, забирая тепло из костей. На мгновение ему показалось, что он снова лежит раненый в лесной чаще – кровь струится меж пальцами, а смерть стоит над ним, терпеливо дожидаясь его души. А потом рыцарь преодолел Разлом.

Дыхание Ардена поднималось вверх, встречаясь с ледяным зимним воздухом. Гроссмейстер Вератин сказал, что откроет Разлом в десяти милях к югу от Хелдена. Воин усомнился в точности названного расстояния: они шли уже несколько часов по погрузившемуся в темноту лесу, и конца ему не предвиделось. Единственными звуками, нарушавшими жуткое молчание густой чащобы, был хруст схваченных морозом листьев и веточек под тяжелыми латными сапогами Ардена и Лирина.

– Как думаешь, сколько нам еще идти? – спросил Лирин, чье дыхание тут же облачком взлетело к небу.

– Вероятно, мы скоро должны оказаться на месте…

Треск.

Арден резко оглянулся, всматриваясь в неподвижность огромного леса. Он выхватил меч из ножен на бедре, волосы на голове встали дыбом, кровь забурлила в венах. Если Тень или Порождения Крови устроили им засаду, то рыцари попались в нее, как овечки на бойне.

– Ты что-нибудь видишь? – Короткий шорох подсказал Ардену, что Лирин также обнажил клинок.

Бешеный ритм сердца воителя отдавался в голове, кровь барабанным боем ударяла в уши.

Треск.

Что-то двигалось в темноте, мерзлые листья громко трещали.

Взяв под контроль страх, заползший на периферию разума, Арден бросился вперед, широко размахнувшись мечом. Он мало что видел в темной лесной дымке, но ощутил сопротивление, когда сталь встретила кожу, плоть и кости, а потом почувствовал, что его клинок свободно вышел наружу, пронзив чье-то тело.

С тяжелым стуком туша существа, напавшего на них, рухнула на землю, врезавшись по инерции в ствол дерева. Пронзительно закричали и захлопали крыльями ночные птицы, взлетевшие в небо. Затем снова наступила тишина.

– Что это было? – шепотом спросил Лирин.

– Олениха, – ответил Арден, со вздохом опустившись на колени возле зверя. Он провел ладонью в латной рукавице вдоль бока животного, и его рука замерла, добравшись до обрубка шеи. Он умудрился отсечь несчастному существу голову. Сердце воина сжалось, и голос стих до шепота. – Прости меня, Герайя. Прими его в свои руки. – Тяжело вздохнув, рыцарь поднялся. – Идем дальше.

Взгляд Ардена перемещался из стороны в сторону, пока они шагали по лесу, все чувства были напряжены. Каждый треск ветки или шорох листка под ногой заставлял дергаться руку, лежавшую на эфесе меча. Шорох обледеневших ветвей над головой ударял по барабанным перепонкам, будто волны мощного прибоя.