Штольц звонко рассмеялся и исчез за дверью, оставив друга в опустевшей квартире. Когда, час спустя, Клаус не вернулся, Поль подумал, что, обналичив деньги, тот заглянул в какой-нибудь ресторан да там и остался, а, если так, то незачем попусту терять время и лучше лечь спать. Но сон не шел. В душе, как пчелы в улье, роились вопросы, перемешанные с событиями минувшего дня, и не оставили его даже, когда, проворочавшись пару часов, уже на рассвете, Поль наконец-таки провалился в сон.

Первое, что он ощутил, был запах – характерный, теплый, сухой, бодрящий и одновременно успокаивающий. Запах звал за собой. Поль доверился, сделал шаг и оказался в месте, которое, как и запах, показалось ему знакомым, словно пришедшим из детства, которого он не помнил. «Почему?» – эта мысль была последней перед тем, как сон окончательно овладел им, и Поль увидел себя стоящим на холме.

Вниз по пологому склону сбегала тропинка, со всех сторон окруженная деревьями с широкими, раскидистыми кронами, полными птичьей суеты. Поль пошел по ней, заметив, что, чем дальше тропинка спускалась с холма, тем больше вдоль нее попадалось гладких, безжизненных стволов, похожих на телеграфные столбы со старых фотографий. Все они, как две капли воды, были похожи друг на друга, словно изготовлены одной рукой, по одному шаблону.

Наконец, когда стволы обступили тропинку со всех сторон, Поль пригляделся и понял, что это люди, которые когда-то были деревьями, но превратились в столбы, на вид, блестящие и крепкие, но сгнившие у основания и потому непрочные.

Со временем начали попадаться упавшие столбы, чем дальше, тем больше, и вскоре прекрасный пейзаж превратился в кладбище из одинаковых, серых, изъеденных жуками, трухлявых, гнилых поленьев. Чудный запах, незаметно истончавшийся по ходу пути, окончательно пропал. Поль остановился и огляделся. Теперь весь мир вокруг был похож на кладбище или болото. Серое, грязное, вонючее.

Поль сделал шаг назад и наступил на гнилой, почти разложившийся ствол и, приглядевшись, с ужасом, пробравшим его до холодного пота, увидел – нет, даже не увидел, а каким-то образом почувствовал, узнал – в этом вонючем месиве из трухи и грязи… Клауса Штольца, а в другом, лежавшем рядом, но пока еще не таком трухлявом и все еще живом, себя! Тот же овал лица, те же брови и глаза, плечи и руки, похожие на старые, высохшие ветви. Ощущение было настолько ярким и убедительным, что не требовало никаких пояснений. Это был он – Поль! И это было по-настоящему страшно!

Неожиданно пришла мысль, что это всего лишь сон, и, чтобы кошмар пропал, надо проснуться. Поль сделал усилие и… не смог. Он попытался проснуться еще раз, но результат был тем же. И тогда Поль опустился на колени и заплакал. По-настоящему, как в детстве, которого он почему-то не помнил. Он плакал и плакал, и не видел, как одна из слезинок упала на умирающий ствол, и в том месте, где она упала, проклюнулся робкий зеленый росток, и голос, показавшийся удивительно родным и близким, позвал его необычным, но таким знакомым именем:

– Пашка!

Сентябрь 1918 года выдался на Вятке дождливым и холодным. Уже пару раз пропархивал снег, но напугать никого не мог. Поскольку все знали, что снег ляжет не раньше праздника Покрова. Как было испокон веков. Хотя находились те, кто утверждал, что теперь, при новой власти, все будет по-новому. Сначала она ввела новый алфавит, затем календарь, а теперь добралась и до Бога. Никому не дает спуска – ни торгашам, ни кулакам-мироедам, ни бывшим царским чиновникам, ни попам. Старики говорят – это не к добру, а молодым даже интересно, что дальше будет?