– Жалко. А Юра?

– Юра разбился. Когда я обратно с работы домой ехал вижу, он нашу маршрутку на мотоцикле обгоняет на огромной скорости. Думаю, он же под сильными обезболивающими, как он ездит на мотоцикле, да еще и так несется. Потом стояли в пробке долго. Я даже как-то не сразу увязал. А когда доехали – он на дороге лежал – КамАЗ поймал на встречке. Думаю, что полуосознанно так гнал. Во-первых, наркотики, а во-вторых – сам хотел умереть. А ты теперь где?

– Там же в МЧС, плюс в НЛП-центре, волонтером работаю.

***

Сквот был организован в заброшенном здании во внутреннем дворе и с фасада его не было видно. При входе в подъезд была надпись: «Политика одна – никакой политики». Дом был кое-где без окон, но сам не производил впечатление аварийного, просто заброшенный. Он был огорожен забором из синего сайдинга, но на снегу было видно, что к крайней полоске сайдинга протоптана дорожка. Пройдя в дом, они поднялись по обшарпанной лестнице на третий этаж. Двери на этажи были открыты и были видны длинные коридоры, уходящие вглубь квартир. Там ходили люди, которых можно было назвать одним обобщением – неформалы. Дреды, цветные волосы, татуировки, национальные одежды, рваные джинсы – разношерстная публика, кто-то репетировал, кто-то спорил, кто-то распевался. «Будет весело», подумал Трофим. В здании было тепло, горел свет. Когда они пришли к Мамушке – хозяину сквота, Саша что-то ему пошептал, а потом показал на Трофима. Мамушка был 50-ти летним маленьким рыжим мужичком с бородой и веселым прищуром. Он оценивающе посмотрел на Трофима и спросил:

– Ну что, нравиться?

– Да, хорошо. А откуда отопление и электроэнергия?

– Договорились в администрации, я плачу им лично, а они закрывают глаза на сквот. У нас тут интеллигентная публика собралась. Пойдем, покажу. Вчера был театр теней и фестиваль диафильмов. Их оказывается можно под современную музыку слушать, если подобрать. Танцклуб у нас тоже есть, можно и потанцевать, и поучиться, и постановку посмотреть. Но мне больше всего нравятся экспромты, типа батлов или просто танцевальные экспромты. Фестиваль граффити везде, где только можно, пси-транс вечеринки. Йоги, художники, фотографы, танцоры, певцы, кого у нас только нет. Комната не должна быть комнатой, вот мой девиз, должна быть обязательно студией, в ней что-то должно происходить и вход туда должен быть свободным.

И они пошли по сквоту.

– Парень у нас тут делает глюкофоны. У нас есть студия интернет-радио, – комментировал по пути Мамушка.

Тут было действительно много разношерстной публики, в основном неформальная молодежь – был и массажный салон, и кальянная, и кофейня с хорошим, дешевым кофе. Кофе готовили по-турецки на самодельной жаровне с песком. Причем везде жили люди. То есть ты приходил в антикафе с библиотекой – в это же время там кто-то спал, ел, брился, общался. Зашли к певцам – они тренировали рок-оперу, зашли к музыкантам – на барабанах соло исполняли, зашли и в парикмахерскую – там жил Саша, стояло старое кресло и зеркало.

– Тут я живу. Хочешь со мной живи.

Но Трофим что-то не хотел. Вообще Ворюга вызывал у него странную реакцию. С одной стороны, он ему нравился, с другой чувствовал какую-то гнильцу в нем. Он был очень эмоциональный, искренний, умел сочувствовать или сопереживать, при этом мог беззастенчиво украсть или обмануть и похоже не испытывал никаких угрызений совести. При этом он был каким-то манерным, женственным. В сочетании с блатняком и повадками вора-интеллигента это странно смотрелось.

–Почему ты воруешь? Это же аморально?

– Ты читал «Укради эту книгу»