Вот так и вышло, что в начале сентября на двадцать восьмом году жизни я ходил по улицам Старого города в раскаленном Альбукерке, выспрашивая у местных, где поблизости лет тридцать назад были больницы. Перечитав слова Сократа про встречу с девочкой, я обошел несколько эзотерических книжных магазинов и рынков натуральных продуктов, спрашивая, не знают ли продавцы учительницу лет тридцати пяти по имени Эмма. Мне казалось, что людей, связанных с Сократом, – пусть даже они видели его лишь мельком в детстве, – будут притягивать такие места. Кроме того, я спрашивал о человеке по имени Сократ, который был в этом городе проездом несколько десятилетий назад. Что мне еще оставалось?

Никто из продавцов не знал учительницу по имени Эмма и не слышал ни о каких Сократах, кроме древнегреческого. Сплошь тупики и чистые страницы. «Где ты?» – звал я мысленно эту неуловимую Эмму, пытаясь преодолеть пространство и время и попасть туда, где все мы связаны между собой.

И вот в магазинчике пластинок модно одетая пожилая женщина услышала меня и сказала:

– Прошу прощения, но вы уверены, что ее зовут Эммой? Я когда-то встречала учительницу младших классов по имени Ама из школы за городом.

К западу от Альбукерке я нашел маленькую школу с наклеенным на входную дверь объявлением: «Закрыто на летние каникулы». Я постучал, и вышла дежурная. Она сказала:

– Женщина по имени Ама проработала здесь полгода, а потом ушла. Кажется, она устроилась в школу в каком-то пуэбло на Западе, неподалеку от шоссе 66.

Едва я успел поблагодарить ее и отправиться восвояси, как она уже поднимала трубку телефона на своем столе. «Занятая леди», – подумал я.

Я, наверное, не там свернул, потому что вместо школы оказался возле глинобитной хижины, мимо которой уже проезжал. На табличке, висевшей у входа, было от руки написано: «Сувениры». В тени развешанных на импровизированном карнизе одеял были выставлены всевозможные горшки, чашки и диковинки пустыни. Я увидел ящичек с кусочками янтаря – в каждом застыл скорпион или другое безвременно погибшее существо. Глядя на них, я содрогнулся – вот тарантул, вот паук-волк, а вот смертельно опасный паук-отшельник с телом, напоминающим скрипку. И каждое из этих ползучих существ было снабжено этикеткой: «Древесный скорпион», «Хвостатый паук», «Сколопендра». С полки за нами неподвижным взглядом следило чучело ядозуба. В соседнем ящичке я увидел хорошо сохранившиеся чучела техасского и рогатого гремучников, а также особенно ядовитой змеи – мохавийского гремучника. Все эти обитатели пустыни в который раз заставили меня задуматься, чего ради я сюда приехал.

– Buenos días[5], – произнес голос у меня за спиной, и я подпрыгнул. – Что-нибудь подсказать?

Этот голос принадлежал Сократу, но, обернувшись, я увидел совсем другого человека – старого бронзовокожего индейца или мексиканца. Он сидел посреди своих сокровищ, нанизывая бусинки на нити, бахромой обрамлявшие пестрое одеяло. Старик выглядел иссохшим, как сама пустыня. Мне вспомнилась древняя монахиня, о которой Сократ писал в письме.

– Э-э-э… Да. Я ищу одну женщину, ее зовут Ама. Думаю, она работает учительницей.

Если старик меня и понял, он ничем этого не выдал, лишь молча подхватил очередную бусинку плавным движением пальцев.

Судорожно припоминая школьный испанский, я спросил:

– ¿Señor, sabe usted… ah, dо́nde estа́… una escuela pequeña… y una señora, uh… con nombre Ama?