Да, тогда было отвратительно, но сейчас… Когда во время поединка я ощущаю запах волос Марджори, мне хочется подойти ближе. Даже несмотря на то, что ее стиральный порошок явно содержит искусственные ароматизаторы и она использует цветочный дезодорант, меня к ней тянет… хотя сама идея до сих пор кажется ужасающей. Я видел фото, я знаю, как выглядит женское тело. Когда я был школьником, мальчики часто передавали по классу видео, где обнаженные женщины танцевали или занимались сексом с мужчинами. Женщины обычно становились красными и потными, и голоса их менялись, больше напоминая крики шимпанзе из передач про животных. Мне сначала было любопытно, потому что в родительском доме я не видел подобных вещей, но быстро наскучило, и женщины всегда выглядели сердитыми или испуганными. Если бы им нравилось, они были бы довольней, думал я.

Я не хотел бы рассердить или напугать женщину. Сердиться и бояться неприятно. От страха люди совершают ошибки. И когда сердятся – тоже. Мистер Нилсон сказал, что иметь чувства сексуального характера нормально, однако не объяснил, что это за чувства, – по крайней мере, я не понял. Мое тело развивалось так же, как и у остальных мальчиков; помню, как я удивился, обнаружив первые темные волосы в промежности. Учитель рассказал нам о сперме и яйцеклетках и о том, как жизнь произрастает из семени. Увидев волосы, я решил, что кто-то посадил в меня семена, но не знал, как именно это произошло. Мама объяснила, что у меня началось половое созревание, и тоже велела не делать глупостей.

Какие чувства имел в виду мистер Нилсон: физические (например, тепло или холод) или душевные (радость или грусть)? При виде голых девушек на фотографиях у меня появлялись физические ощущения, но в душе ничего, кроме отвращения, не возникало.

Я знаю, что Марджори любит фехтовать, но она почти никогда не улыбается во время поединка. Меня учили, что если человек улыбается, значит, он счастлив. Может быть, не всегда? Может быть, эти женщины счастливы?

Когда я захожу к Тому с Люсией, Люсия отправляет меня во двор. Она готовит на кухне, я слышу, как гремят кастрюли. Пахнет специями. Кроме меня, пока никто не пришел.

На заднем дворе Том шлифует свои клинки. Я начинаю растягиваться. С тех пор как умерли мои родители, Том с Люсией – единственная пара, долго живущая в браке, которую я знаю. Поскольку мои родители умерли, я не могу их спросить, что такое брак.

– Вы с Люсией иногда разговариваете друг с другом сердито, – говорю я, глядя Тому в лицо, чтобы понять, не разозлился ли он на мой вопрос.

– Женатые люди иногда ссорятся, – отвечает Том. – Нелегко жить бок о бок долгие годы.

Я долго пытаюсь сформулировать мысль.

– А… если Люсия сердится на тебя… а ты сердишься на нее… значит ли это, что вы друг друга не любите?

Том смотрит удивленно. Потом напряженно смеется.

– Нет, но это трудно объяснить, Лу. Мы любим друг друга, даже когда злимся. Любовь остается за гневом, как стена за шторой или как земля под бушующим морем. Буря пройдет, а земля никуда не денется.

– Буря, – возражаю я, – может затопить город, смыть дома.

– Да, если любовь недостаточно сильная, а гнева слишком много, люди действительно перестают друг друга любить. Но мы не перестали.

Интересно, почему он так уверен. Люсия так часто сердится последние три месяца. Откуда Том знает, что она до сих пор его любит?

– Бывают трудные периоды, – поясняет Том, будто угадав мои мысли. – У нее на работе неприятности… И когда она узнала, что тебя заставляют пройти лечение, тоже расстроилась.

Я никогда не задумывался, что у нормальных людей тоже бывают неприятности на работе. Никто из нормальных людей, которых я знаю, не менял работу на моей памяти. Какие у них могут быть неприятности? Мистер Крэншоу не заставит их испытывать новой метод лечения, если они не хотят. Что у них может случиться?