Гайдна; а если хоть на секунду вспомнить об Эмми, музыка становится мрачной и неприятной и хочется убежать. Я сосредотачиваюсь на Марджори, как будто это работа, и музыка вновь льется, веселее и веселее.

– Это ваша девушка?

Я напрягаюсь и смотрю назад вполоборота. Та самая женщина, которая наблюдала за нами, встала в очередь за мной. Глаза блестят в неестественно ярком свете электрических ламп, в уголках губ комки безвкусной оранжевой помады. Женщина улыбается, но улыбка не мягкая. Жесткая улыбка – одними губами. Я молчу, и она опять заговаривает:

– Я невольно обратила внимание… Ваша подруга была очень расстроена. Она немного особенная, верно?.. – Женщина оголяет в улыбке зубы.

Я не знаю, что сказать. Надо что-то ответить, люди в очереди уже смотрят на нас.

– Простите, что вмешиваюсь… – продолжает женщина, напряженно щуря глаза. – Я просто… просто ее манера говорить…

Жизнь Эмми – дело Эмми. Женщина не имеет к ней отношения, она не имеет права спрашивать, что не так с Эмми. Если с ней вообще что-то не так…

– Вам, наверное, нелегко… – произносит женщина и, оглянувшись на людей в очереди, издает смешок.

Не понимаю, что ее насмешило. Мне вовсе не смешно.

– Отношения – дело и так непростое, – говорит она уже без улыбки – у доктора Форнам такое же лицо, когда она объясняет задание. – А вам, вероятно, еще сложнее…

У мужчины, стоящего за ней, странное выражение лица – не пойму, согласен он с женщиной или нет. Хоть бы кто-нибудь попросил ее замолчать! Если это сделаю я, будет невежливо.

– Надеюсь, я вас не обидела? – говорит она громче, приподняв брови – ждет от меня правильного ответа.

На мой взгляд, правильного ответа не существует.

– Я вас не знаю, – говорю я очень тихо и спокойно.

«Я вас не знаю и не хочу обсуждать ни Эмми, ни Марджори, ни другие личные темы с посторонним человеком» – вот, что я имею в виду.

Женщина морщится, я поспешно отворачиваюсь.

– Подумать только! – возмущенно фырчит она.

– Не надо было лезть! – произносит мужской голос (думаю, это мужчина, который стоит позади женщины, но оглядываться не собираюсь).

Осталось два человека, я смотрю прямо перед собой, не глядя ни на что конкретно, пытаюсь вновь услышать музыку, но у меня не получается. В ушах шумит.

Пока я был в магазине, жара стала еще более липкой. Я чувствую все запахи – остатки конфет на обертках, огрызки яблок, жвачка, чужие дезодоранты и шампуни, асфальт на парковке, выхлопы автобусов. Кладу пакеты на капот и отпираю машину.

– Привет! – раздается рядом.

Подпрыгнув от неожиданности, оборачиваюсь. Это Дон. Я не ожидал увидеть тут Дона. Марджори я тоже не ожидал увидеть. Интересно, кто еще из нашей группы по фехтованию заезжает сюда?

– Здоро́во, приятель! – говорит Дон.

На нем рубашка с коротким рукавом и темные брюки. Я никогда не видел его в такой одежде, на фехтовании он обычно в футболке и джинсах или специальном костюме.

– Привет, Дон! – говорю я.

Мне не хочется разговаривать с Доном, хоть он и друг. Слишком жарко, нужно отвезти продукты домой и убрать в холодильник. Беру один из пакетов и перекладываю его на заднее сиденье.

– Ты тут покупаешь продукты? – спрашивает он.

Довольно глупый вопрос, учитывая, что я стою у магазина с пакетами на капоте. Он думает, что я их краду?

– Я приезжаю сюда по вторникам, – говорю я.

Вид у него неодобрительный. Может быть, он считает, что вторник – неправильный день для покупки продуктов, но тогда почему он сам тут?

– Придешь завтра на фехтование? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я.

Ставлю второй пакет в машину и закрываю заднюю дверь.

– Собираешься на турнир? – Дон смотрит на меня так, что хочется отвести глаза.