– В пьесе? – спрашиваю я.
– Нет. Они весь день притворяются историческим персонажем. Не настоящим, придуманным.
– Это такая игра?
– Да, точно! И к ним обращаются как к придуманному персонажу.
Когда я говорил о придуманных мной людях учителям, они расстраивались и делали пометки в деле. Мне хотелось бы спросить Тома, часто ли нормальные люди выдумывают персонажей и делает ли это он сам, но я боюсь его расстроить.
– Я, например, – продолжает Том, – в молодые годы звался Пьер Феррет и был шпионом кардинала, выполнял его дьявольские замыслы.
– Разве у кардиналов бывают дьявольские замыслы? – спрашиваю я.
– Кардинал из книжки. Ты разве не читал «Три мушкетера»?
– Нет, – говорю я.
Я даже не слышал про «Трех мушкетеров».
– О, тебе понравилось бы! Но это долгая история – там был злой кардинал, глупая королева, еще более глупый молодой король и три храбрых мушкетера – лучшие в мире фехтовальщики, если не считать д’Артаньяна. Естественно, половина группы хотела быть мушкетерами. Я, молодой и горячий, решил стать шпионом кардинала.
Не представляю Тома шпионом. Не представляю, чтобы Том назывался неким «Пьером Ферретом» и чтобы люди обращались к нему «Пьер Феррет», а не Том. И зачем столько лишних хлопот, если просто хочешь фехтовать?
– А Люсия, – продолжает он, – Люсия была восхитительной придворной дамой.
– Даже не начинай! – говорит Люсия (она не уточняет, что именно Том не должен начинать, но улыбается). – Я уже не в том возрасте!
– Да и я тоже… – говорит Том, однако по его тону не скажешь, что он так думает. Затем добавляет со вздохом: – Но персонаж не обязателен. Это для тех, кому хочется на денек стать другим человеком.
Я не хочу быть другим человеком. Мне даже собой быть тяжело.
Пропускаю все графы, касающиеся персонажа, которого у меня нет, и читаю правила проведения. Они в конце документа жирными буквами. Подписывая, я соглашаюсь, что фехтование опасный спорт и любые полученные мной травмы не будут являться виной организаторов турнира, поэтому мне нельзя подавать на них в суд. Также обещаю соблюдать правила, предусмотренные данным видом спорта, и не оспаривать судейские решения, которые являются окончательными.
Протягиваю подписанный бланк Тому, а тот отдает его Люсии. Она со вздохом кладет бланк в корзинку для вязания.
В четверг вечером я обычно смотрю телевизор, но впереди турнир. Том сказал тренироваться как можно больше. Переодевшись, еду к Тому и Люсии. Очень странно проделывать эту дорогу в четверг. Я больше обычного замечаю цвет неба и листьев на деревьях. Том выводит меня во двор, говорит тренировать шаги, а потом отрабатывать комбинации парирования и ответного выпада. Вскоре я дышу с трудом.
– Хорошо! – хвалит Том. – Продолжай! Это упражнения, которые ты сможешь выполнять и дома, ведь у тебя вряд ли получится тренироваться со мной каждый вечер.
Никто больше не приезжает. Через полчаса Том надевает маску, и мы отрабатываем одни и те же комбинации – то быстро, то медленно. Я ожидал другого, но понимаю, чем полезна эта тренировка. Уезжаю около восьми тридцати и, добравшись до дома, уже не могу играть по Сети. Гораздо тяжелей, когда фехтуешь всю тренировку, а не смотришь на остальных, ведь обычно мы деремся по очереди.
Принимаю душ, аккуратно ощупывая новые синяки. Несмотря на усталость и натруженные мышцы, мне хорошо. Мистер Крэншоу пока ничего не сказал про новое лечение и его применение на людях. Марджори воскликнула: «Как здо́рово!», когда узнала, что я иду на турнир. Том с Люсией не сердятся друг на друга, по крайней мере, не настолько сильно, чтобы расторгнуть брак.