Я думаю, рассказать ли ей про экспресс-кассу в этом магазине. Или она рассердится? Но она же упомянула, что торопится…

– Экспресс-касса… – произношу я, мысли вдруг путаются, я слышу собственный голос, ровный и тусклый: – В это время дня в экспресс-кассу часто встают люди с большим количеством покупок, чем нужно.

– Как неприятно! – говорит она. – С какого конца быстрей?

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду. В очередь можно встать только с одного конца, а быстрота продвижения зависит от медлительности кассира… Марджори ждет ответа, она меня не торопит. Может быть, она спрашивает, какую очередь выбрать, если исключить экспресс-кассу? На этот вопрос я могу ответить: лучше идти к кассе, ближайшей к информационному центру. Это и сообщаю Марджори, она кивает.

– Прости, Лу, мне надо бежать! – говорит она. – Встречаюсь с Пэм в шесть пятнадцать.

Сейчас шесть ноль семь. Если Пэм живет далеко, Марджори не успеет.

– Удачи, – говорю я и смотрю, как она быстро удаляется, ловко обходя других покупателей.

– Вот она, значит, какая! – произносит кто-то за спиной.

Разворачиваюсь. Это Эмми. Как обычно, сердитая.

– Она даже не красивая!

– А я думаю, красивая, – возражаю я.

– Оно и видно! Ты покраснел!

Лицо горит. Возможно, я и правда покраснел, но Эмми необязательно было на это указывать. Невежливо комментировать чужую внешность в общественных местах. Я молчу.

– Ты небось вообразил, что она в тебя влюблена, – продолжает Эмми.

Голос у нее злой. Я вижу, Эмми думает, что я думаю, что Марджори в меня влюблена, но Эмми считает, что я ошибаюсь и Марджори меня не любит. Мне не нравится, что она это все думает, но приятно, что я столько всего понял по ее словам и тону. Еще несколько лет назад не понял бы.

– Я не знаю, – отвечаю я по возможности спокойно и тихо. На другом конце ряда женщина замерла с пластиковыми контейнерами в руках и поглядывает на нас. – А ты не знаешь, что я думаю. И не знаешь, что думает она. Ты пытаешься угадывать мысли, а это неправильно.

– А ты что, самый умный? – говорит Эмми. – Подумаешь, разбираешься в компьютерах и всякой математике! Про людей ты ничего не знаешь!

Вижу, что женщина подбирается к нам с конца ряда, прислушиваясь к разговору. Мне становится страшно. Нельзя вести подобные разговоры на людях. Нельзя обращать на себя внимание. Надо быть как все: выглядеть, говорить и вести себя, как нормальные люди. Если попытаться напомнить это Эмми, она еще больше рассердится. Еще раскричится…

– Мне пора! – говорю я Эмми. – Я опаздываю.

– Куда? На свидание? – спрашивает она.

Слово «свидание» она произносит громче остальных и с восходящей интонацией, присущей сарказму.

– Нет, – говорю я спокойно.

Если сохранять спокойствие, возможно, она отстанет.

– Я буду смотреть телевизор. Я всегда смотрю телевизор по… – Не могу вспомнить день недели, в голове пусто.

Отворачиваюсь, будто я и не собирался заканчивать предложение. Эмми отрывисто смеется, но больше ничего не говорит. Я торопливо возвращаюсь в отдел со специями, беру пачку молотого перца и направляюсь к выходу. Во всех кассах очередь.

Передо мной пять человек. Один со светлыми волосами, четверо с темными. Три женщины и два мужчины. На одном из мужчин светло-синяя рубашка почти того же оттенка, что коробка в его корзине. Я стараюсь не думать ни о чем, кроме цвета, но здесь шумно, и при магазинном освещении цвета не такие, как на самом деле. Я имею в виду – не такие, как при дневном освещении. Магазин тоже существует на самом деле. Вещи, которые мне не нравятся, так же реальны, как те, которые мне нравятся.

Все же приятней думать о вещах, которые мне нравятся, чем о тех, которые не нравятся. Мне радостно думать о Марджори и о «Te Deum»