– Угу, – только и услышал я в ответ. А потом снова: – Рамо-о-она! О мой бо-ог!».

Я рассказал Тори о затее Эрнеста и Роберта под началом Соломона Кальви-младшего, пригласил её составить мне компанию. Она с интересом выслушала и довольно быстро и легко согласилась.

Когда чашка с чаем опустела, я засобирался было идти к Марселю, а потом к Герману, однако Тори меня остановила.

– Тебе лучше сейчас полежать пару часиков хотя бы. А лучше все четыре.

– Да, но я хотел их тоже позвать…

– Я сама их позову, не напрягайся.

– Точно?

– Конечно! Обещаю.

– А они придут? – спросил я, чувствуя, как накатывает усталость. Мне захотелось спать.

– Придут-придут, – заверила Тори.

Я стремительно всё глубже проваливался в сон. В следующее мгновение я должен был уже полностью в него погрузиться. Однако вместо этого получил хлёсткую пощёчину.

Я открыл глаза, вскочил с дивана и зафыркал словно пёс. Сон как рукой сняло309.

– Спать нельзя, – сказала она.

– Ладно-ладно! – ответил я, потирая щёку. – Блин! Я думал, что достаточно натерпелся сегодня…

– Прости!

– Прощаю, так и быть. Но чтобы больше не…

– Хорошо-хорошо.

– Чем займёмся-то? У меня всё пошло не по плану. Не знаю, что теперь делать.

– Ну, отца, как обычно, до завтра точно не будет. Так что я позвоню сейчас Герману, потом схожу к Марселю. Вместе посидим, поболтаем. Расскажешь им про этого Соломона. А пока можешь телевизор посмотреть, музыку послушать. Что угодно делай, главное, не спи.

Сказав это, Тори отправилась к себе в комнату. Я же тем временем пытался найти пульт от телевизора, что оказалось не самой простой задачей. Пришлось обследовать и изучить едва ли не каждый уголок тесного жилища семьи Лавлинских.

Много всего я увидел в тот день. Но странно – я из этого мало что помню. Уж не знаю, в чём тут дело. То ли встреча с Вальтером и его друзьями всему виной, тот необычайно тёплый приём, который они мне оказали; то ли одна находка вытеснила собою все прочие. Находка, поглотившая всё моё внимание, вызвавшая в душе310 сильнейший трепет.

За креслом, рядом с маленьким шкафом, в котором хранились пластинки, в самом углу – вот, где я её увидел. Это была акустическая гитара. Шестиструнный «Фендер». Я протянул руку и осторожно коснулся струн. Раздался звук. И я почувствовал – предельно отчётливо – связь между предельно загадочным миром, живущем во мне, и музыкой: я касался гитарных струн, но в то же время касался своей души311, той её части, о существовании которой даже не догадывался. Струны издавали звук, а внутри меня словно распускались цветочные бутоны.

Тори вышла из комнаты.

– Герман скоро будет здесь, – бросила она на ходу и вышла из дома, не обратив толком внимания на то, что я делал в тот момент312.

Пульт же лежал на кресле.

«Ах вот ты куда подевался!» – воскликнул я про себя, схватил его, сел в кресло и включил телевизор.

Передавали местные новости. Мне было не особо интересно, и я собирался переключить канал. Но тут вдруг в кадре возник дедушка. Я так и обомлел.

– Изначально мною двигало лишь желание сделать лучше тот район, в котором я живу, – рассказывал он журналистке. Я сразу понял, что речь свою дед заготовил заранее и выучил её наизусть, поскольку в обычной жизни говорил он совсем иначе. Не так вычурно, не так гладко, не так быстро, не так доброжелательно. – Теперь же, – продолжал дедушка, – когда наш проект возымел такой успех, когда мы достигли всех намеченных целей, я чувствую готовность к взятию новых высот. И думаю, настала пора для дел более масштабных, значительных.

– Чем конкретно вы намерены заняться? – задала вопрос журналистка с микрофоном в руках. Она была совсем юной. Маленькая, низенькая, хрупкая шатенка с большой грудью и ярким макияжем.