Я не философ, но про «Корабль Тесея» слышал: еще большая чушь, чем гистерезис. Ума не приложу, как это дополняет мою мысль насчет исчезающего портрета, которая пришла в голову только потому, что идеально передает внутреннее состояние.

– Образ, – продолжает Харри, дождавшись, пока стихнет чересчур шумный панковский проигрыш, – вот, что главное. Остается образ корабля. То же самое и с фоткой – даже последний пиксель будет хранить в себе образ Норы Грин, если тот, кто смотрит на него, знает, чей это раньше был портрет.

После этих слов он наклоняется, хлопает меня по плечу и добавляет:

– С тобой точно так же – ты не перестанешь быть собой только потому, что в твоей жизни что-то пошло не так. «Дерьмо случается», знаешь такую фразочку?

Нет, не знаю, и знать не хочу. То, что случилось со мной, никакими фразочками не описать. И дело не в одержимости идеей общаться с Нилмар – совершенно посторонней мне женщиной, пусть и не выходя за рамки деловитости. И не в том, что я считаю себя неудачником, у которого жизнь отняла даже такой пустяк, как возможность выбрать куратора дипломной работы. Что-то другое сжирает меня без видимых на то причин, и если бы я смог хотя бы себе объяснить, что именно, моя история не была бы историей убийцы-психопата.

– Вообще-то я к тебе по делу, – говорю, выловив удачный момент – когда тип в шляпе свалил, – если понимаешь, о чем я.

– Можешь не продолжать, я больше не страдаю этой фигней. – Харри отмахивается, и не возникает сомнений, что он говорит на полном серьезе. – Ты не представляешь, как долго меня шмонали после случая с дочкой прокурора.

– Мне это нужно. – Достаю бумажник и протягиваю пару крупных купюр. – Очень…

Он берет одну из них, кладет в кассу и дает сдачу:

– Есть куча других мест, где ты можешь достать «траву».

Встаю с места, держась за стойку и чувствуя, как начинает кружиться голова. Наклоняюсь вперед и полушепотом произношу:

– Я не про «траву».

Харри смотрит по сторонам, проверяя, не подслушивает ли нас кто-то. Затем подается вперед и тихо произносит:

– «Геры» тоже нет. И я бы тебе не советовал убиваться по всякой ерунде. Ты же не наркоман и никогда им не был. Пойди домой, проспись. Подумай над будущей дипломной. – Он делает шаг назад, кивает и выставляет вперед указательный палец. – Точно: нырни с головой в работу. Говорят, помогает.

Чушь собачья. Будь все так просто, я бы не проматывал в уме способы самоубийства, без преувеличений выбирая самый надежный. Да, может быть сейчас в моей крови слишком много яда, не лучшим образом влияющего на поток мыслей. Да, скорее всего, алкоголь делает меня каплю решительней, от чего мои поступки становятся менее взвешенными и более спонтанными. Но на трезвую я бы чувствовал себя не лучше, если не сказать – хуже. И уж точно совершил бы то же самое, что сделал этой же ночью – разве что не так быстро…

В черте города есть мост, о котором мало кто знает. Не то, чтобы он проржавел насквозь и стоял весь расшатанный, способный в любую минуту обрушиться в темные воды Скитса. Нет. Этим мостом давно не пользовались просто потому, что через него лежит дорога в никуда. А если точнее – в непролазную чащобу леса, на месте которой когда-то планировалось построить небольшой городок для работников прогоревшего проекта.

Когда я добрался до его искореженных перил, ветер разгулялся не на шутку: вся конструкция подрагивала, время от времени издавая ни то скрежет, ни то гул. Стальные тросы дребезжали с таким звуком, будто кто-то бил по ним металлическими плетями, а дорожное полотно время от времени потрескивало.