Подаюсь вперед и чувствую, как обретаю уверенность. Пора, наконец, покончить с ее идиотской «игрой в бисер»:

– Мою двоюродную сестру убил какой-то больной ублюдок. – Дрожь в руках усиливается, начинает раскалываться голова, но я не думаю, что это мне помешает. Теперь уже ничто меня не остановит. – Ножом, прямо в сквере. У всех на глазах. Я понял, что произошло только тогда, когда узнал значение слова «убийство». Так сложилось, что это слово я выучил раньше, чем слово «смерть».

Замечаю в глазах Кэролайн что-то похожее на замешательство. Наверное, она уже начала обо всем догадываться, хоть я и не уверен. Сложно сказать, когда жертва пытается казаться хладнокровной, и у нее это неплохо получается.

Я встаю с места и продолжаю:

– Пока приемные родители не рассказали мне всех подробностей, я считал, что являюсь единственным виновником того, что моя кузина куда-то исчезла. – Допиваю воду, ставлю стакан на стол. – Но знаете что, леди Кэролайн? Я не услышал от вас ни слова «фонтан», ни слова «убийство», ни даже гребаного слова «смерть». Неужели для таких тривиальных, для таких пафосных и затасканных словечек недостаточно быть фокусником? или может вы все-таки засорили свой «поток»? – Медленно приближаюсь к ее креслу, шаг за шагом. – Потому что – я хоть и не фокусник, но – у меня такое чувство… – Вижу, как замешательство постепенно переходит в испуг, и как она медленно вжимается в кресло. – У меня такое подозрительное ощущение, что сегодня для вас это не просто слово…

Она вскакивает. Я выхватываю осколок. Она бежит к выходу, опрокинув стол. Звон, стук, дребезг… Крик. Хватаю ее за рукав. От второго крика закладывает в ушах. Чувствую удар по голове – кажется, она что-то в меня швырнула. Нет, это зонт: кто-то из нас задел вешалку. Еще удар: в ее руках оказывается трость. Или мать его посох. Выхватываю его, отшвыриваю. Она делает шаг назад, спотыкается о порог и падает. Момент истины.

Набрасываюсь на нее, бью осколком прямо в шею, брызги крови разлетаются во все стороны. Еще удар – и ее крик превращается в хрип захлебывающегося человека. Третий. Четвертый. Она все еще пытается оттолкнуть меня, хватать за руки, расцарапать лицо. Крови становится все больше, и скоро по полу начинает расползаться багровая лужа. Бью еще раз, не понимая, попал ли я в то же место, или от осколка отломался кусок. Ее хватка ослабевает, как и предсмертные клокочущие хрипы, а побледневшее лицо начинает постепенно оседать, пока наконец не застывает в посмертной гримасе.

Я это сделал.

Защелкиваю дверь, зашториваю окна и подхожу к камину, все больше осознавая и не веря собственной решительности: я это сделал! Я позволил себе нечто большее, чем просто жить – я отнял жизнь, не полагаясь на случай и не рассчитывая на удачу! Я совершил самое настоящее убийство, запланированное и логически продуманное, от начала и до конца!

Осталось сделать последний штрих: довести его до состояния идеального.

Как этого достичь? Идея с осколком больше не кажется такой уж логичной – в конце концов, моих следов на нем нет, и можно просто оставить его прямо здесь. Поджечь дрова и подстроить пожар? В ее жизни, похоже, было достаточно много алкоголя, чтобы поверить в такую версию несчастного случая: пьяная женщина разожгла камин и отключилась, после чего задохнулась дымом и сгорела. Но есть одно но – сейчас не так уж холодно, чтобы топить дровами.

Хотя сама мысль насчет пожара неплоха. Очень даже неплоха… Я бы даже сказал – это лучший способ скрыть следы и подстроить несчастный случай. Если не единственный.

Решено – я сожгу все дотла. Я оттащу ее на кухню, включу плиту и приготовлю блюдо под названием «табула раса»: ноль зацепок, ноль улик и совершенно никаких признаков убийства. Идеально.