Нет уж, его слова Вран точно поминать не станет. Ни при каких обстоятельствах.
– Да заткнись ты уже, – просто говорит он и шагу прибавляет, чтобы с Баей вровень идти. – Бая, может, отправишь ты его обратно? Посмотри на него: измучился весь уже, места себе от тревог надуманных найти не может. Позаботься о брате, а то сам головой поедет. Волнуется он очень, слышишь – уже бредить начинает, дороги знакомой не узнаёт, леса родного не понимает. Младших беречь надо, не готов он, видимо, ещё к задачам таким взрослым. Пусть домой вернётся, отдохнёт, переживаниями своими с друзьями поделится…
Дрогают уголки губ Баи в улыбке скрываемой, но качает она головой, на Врана даже не взглянув:
– Брат мой младше тебя на пару лет всего лишь, и полное право он имеет с нами идти. Его это подопечная, его это ответственность – и ничего плохого нет в том, что волнуется он и за тебя тоже. Работа это наша – о других беспокоиться. С этим ничего не поделаешь.
– Да, но не помню я, чтобы Лесьяра его обо мне беспокоиться просила, – пожимает плечами Вран, упрямо пытаясь взгляд Баи поймать. – Помню, что меня к русалке отправила, помню, что меня теперь за неё ответственным назначила. А о его участии я что-то ничего не…
– Это тебя-то она ответственным назначила? – сердито фыркает Сивер, тоже Баю обгоняя – и с другой стороны от неё идя, по правую руку. – Да отмахнулась она от тебя, как от мухи назойливой, палку в меду сладком в лес наугад швырнула – а ты за ней и полетел!
– Не помню и я, чтобы о моём участии Лесьяра что-то говорила, – замечает Бая. – Однако же я здесь.
Да. Однако же она здесь.
На это Врану возразить нечего.
Согласилась Бая принести ему всё, что он попросил, долго молчала, испытующе на него глядя, и сомнений столько было в глубине её глаз, сколько рыбы после нереста в реках не водится. Но затем решилась почему-то, и, хоть и догадывался Вран, на что она надеется, с облегчением и благодарностью её согласие принял.
Сиверу, разумеется, это не понравилось. Вспыхнул он сразу же, как только Бая своё благословенное и короткое «ладно» произнесла и руку за сумкой Врана протянула. Распалялся Сивер всё больше и больше, пока Бая Врана к двери в лес вела, мигом в стене холма нарисовавшейся, перебивал Баю своими речами невозможными, пока Бая Врану ждать снаружи наказывала. Закрылась за Враном дверь, задрожал воздух, растворился в этом дрожании холм мгновенно, в прежнюю чащу леса превратившись, – но чудилось Врану, что слышит он всё ещё голос этот въедливый, Баю отговаривающий.
Вран понимал: не из веры в него Бая ему своё согласие подарила. Не от убеждённости в том, что он успеха добьётся. Не поверила Бая его сказкам о дружбе с русалками, никто из лютов не поверил; красноречие – это, конечно, хорошо, но на нём одном далеко не уедешь. Решила просто Бая малой кровью обойтись: сделать так, как просит он, отвести туда, куда послали его, а потом дождаться, пока не получится у него ничего, может, и русалка к нему никакая из воды не выйдет, и говорить с Враном никто не станет. И скажет Бая ему тогда спокойно: «Что ж, вот и всё». И действительно – конец это будет.
У Врана было время об этом подумать. Он отчаиваться не привык – да и отступать тоже. Всегда что-то придумать можно, выкрутиться, выход найти – вот как с лютами получилось. В конце концов, Вран знает, как принято у девок деревенских русалок задабривать, и до сих пор из их деревни ни одну девку, вроде бы, за подарки русалки к себе не утащили.
– А Лесьяра – это, значит, главная у вас? – спрашивает Вран у Баи.
Лес зимний проснулся давно, насколько это зимние леса вообще умеют: летние-то жизни полны, через край она бьёт, птицы на рассвете щебечут, звери в кустах суетятся, а зимой только снег под ногами по-особенному звонко скрипит да солнце в сугробах мягко искрится. Солнце уже за облаками скрылось, не сообразишь даже, сколько времени толком: то ли утро позднее, то ли к полудню поближе. В полдень Вран, честно говоря, очень бы не хотел с нечисткой встречаться. Сильны они в полдень – почти так же сильны, как в полночь.